ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
18
художнического мышления выражается в записях его Дневника, который
можно назвать покаянным поступком писателя.
Главным в наших заметках о Дневнике Пришвина, рассматриваемом
как феномен личностно-исповедальной прозы, станет «дискурс памяти».
Этим понятием мы объединяем словесно-логический и временной статусы
текста, в котором синтез памяти (воспроизведение и понимание) является
импульсом бесконечно развертывающейся мысли писателя. Дискурс
памяти вводит читателя в движение этой мысли, становясь ее языком,
одновременно обусловливая вспоминающе-смысловой [3] тип приш-
винского мемуарного повествования.
Термин «дискурс» принимается нами в его экстралингвистическом
значении и близок такому определению: «Дискурс реально существует не
в виде своей “грамматики” и своего “лексикона”, как язык просто. Дискурс
существует прежде всего и главным образом в текстах, но таких, за
которыми встает особая грамматика, особый лексикон, особые правила
словоупотребления и синтаксиса, особая семантика, – в конечном счете –
особый мир. В мире всякого дискурса действуют свои правила
синонимических замен, свои правила истинности, свой этикет. Это –
возможный (альтернативный) мир» [4].
Обратимся к тем законам и принципам, что управляют миром Пришвина,
соединяя в его дневниках-записках литературу и «творчество жизни».
В короткой записи – медитативном откровении из Дневника на
1920-й год – наглядно проступает связь Пришвина с традицией
православного слова: «Ночью на развалинах прошлого встают образы
живых и мертвых в своем истинном значении, и я бываю в них, и они во
мне – своего рода проскомидия
*
» [5]. Воспоминание о церковной службе,
сохраненное писателем с детства, дает ему возможность заглянуть за
границу обыкновенной временной протяженности. Слитность двух видов
памяти – эпизодического и семантического – обнаруживается в
способности писателя преодолевать повествовательную фрагментарность.
Пришвин вводит в исповедально-автобиографический текст
национальную языковую стихию. Тем самым в качестве жизненной
реальности и мыслительного центра повествования декларируется
духовная вертикаль. В дневниках писателя эта черта становится
существенным признаком авторского «припоминающего» письма,
подчиняя себе вúденье прошлого и настоящего. И здесь образ
проскомидии (принесения) – начального звена таинства евхаристии –
позволяет показать внутреннее единство памяти и дискурсивного фона с
реальностью, с духовно-целостным бытием мира и человека.
Евхаристический образ символизирует связанность в личности
прошедшего и бытующего времени.
*
Проскомидия – символ связи живых и мертвых. Эта часть православной
литургии, состоящая в приготовлении вещества (хлеба, вина и воды) для причащения.
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- …
- следующая ›
- последняя »
