ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
35
Христа религиозного фольклора нет противоречия <...>. С другой стороны,
как раз христианский , а не "языческий" дух пронизывает все эти творения
фольклора: все концентрируется на спасении человека Христом, на вере,
надежде и милосердии», [11], – подчеркивает М. Элиаде. У народной
мифологии – основы мифотворчества Платонова – своя объективность.
Это и делает ее объяснительной системой действительности, отличной от
ортодоксального учения. Она опытна, тогда как вера сама по себе не может
быть таковой. Христианство как религия откровения отказывается
истолковывать мир рационально, но прокладывает путь к живому
богообщению, опираясь на чудо. Особенно отчетливым видится данное
несходство, если учесть вводимую А. Ф. Лосевым иерархию:
относительная мифология – абсолютная мифология. Последнюю, по сути
тождественную библейской вере, он определяет как «жизнь сердца» [12].
Платонов строит свою мифологию, служащую для изображения
человека, который затерялся в обезбоженном, «отверстом и всюду
одинаковом мире» на основе символического реализма. Авторскую
мифологию направляет и упорядочивает сокровенная энергия души. Вот
почему следует согласиться с утверждением, что, «хотя догматы
Православия Андрей Платонов не исповедывал», они были его «безмолвной
тайной» [14]. На этой же духовной основе осознается та свобода внутренних
человеческих состояний, то «торжество православия» (52) , что уходит из
жизни. Одновременно исследуется псевдорелигиозная идеология, призванная
трансформировать старый национальный миф, точнее, влить в него иные,
чуждые смыслы. В духе легенды о мудром и праведном правителе рисуется
в романе образ пролетарского вождя: «<…> есть далекое тайное место, где-
то близ Москвы или на Валдайских горах <…>, называемое Кремлем, там
сидит Ленин при лампе, не спит и пишет» (234).
Вместе с развитием темы сердца роман обнаруживает все большую
бытийную глубину. Усиливается религиозно-символическая интенсив-
ность повествования (чего только стоят чевенгурские хоругви-символы –
лозунги, развешанные на деревьях и содержащие формулы исповедания
новой веры). Правда, внутренние переживания героев намечены пункти-
ром и часто замещаются образным словом с готовым смыслом. Через эти
символы-смыслы, имеющие многовековую родословную, в роман про-
никает христианская метафизика сердца. Чисто по-платоновски, с проник-
новенно-трогательной интонацией, повествуется о стихийной неустойчи-
вости «душевных бедняков», о динамике роста и падения человеческой
личности. Запечатлевая переход от православной веры к ложному мифу
новой действительности, писатель находит в них отдельное и общее. «Для
ума все в будущем, для сердца все в прошлом», – разъединяет он два ми-
ровосприятия, два ориентира человека, чтобы тут же дать им объединить-
ся. Утопическое нетерпение мечтателей-пролетариев смыкается у него с
нравственным опытом, приобретенным в истории. Этот парадоксальный
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- …
- следующая ›
- последняя »
