ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
48
тями, включая и религиозные аспекты национального самосознания.
Литература, которая нарождалась в результате революционного взрыва,
наследует духовные заветы классики, вбирает в себя «соборный образ»
русско-православной культуры, ее христианские начала. Далеко еще не
осмысленная с этой стороны послеоктябрьская словесность все более
предстает преемницей традиции «цельности жизни», «живого и цельного
зрения ума», «хоровой личности».
Философская проза А. Платонова – литературно-мыслительное
явление XX века, стоящее в непосредственной близости к славяно-
фильским духовным мотивам [9]. Создатель «Чевенгура» находится в том
основном векторе русской духовности, который обусловлен влиянием
мировоззрения славянофилов.
До сих пор в работах о Платонове изучение славянофильской темы
уступает по масштабу исследованиям других мировоззренческих течений
и систем, близких его эстетике, бытийным взглядам. Называются десятки
имен деятелей русской культуры, мыслителей, ученых, писателей иных
стран и народов, но мало кто из литературоведов обращается к духовному
наследству основателей самобытной отечественной философии. В лучшем
случае можно говорить о наблюдениях, уместившихся на одной странице .
Отдельных исследований, которые были бы посвящены данной проблеме
непосредственно, мне обнаружить не удалось. Тем не менее, материал,
соотносимый с замыслом данной статьи, накапливается, прирастают
знания о различных гранях связей писателя с «русской идеей»,
укорененной в православии. Из последних публикаций упомяну статьи
орловского исследователя Б. Г. Бобылева «Андрей Платонов о русской
государственной идее: повесть “Город Градов”» [10] и петербуржца
В. В. Смирнова «Марксизм: время сновидений. Внутренние противоречия
марксистского восприятия времени и их отражение в текстах Андрея
Платонова»
[11].
Обращаясь к произведениям Платонова, мы находим в них
элементы славянофильской идеологии, сопоставимые с ее главными
составляющими: цельность духа, сердца и бытия, любовь и соборность,
выступающая в качестве мировоззренческого и нравственного принципа.
Как и славянофилы, писатель смотрит на мир в его объективной
сущности, связывая духовное начало с природно-бытийным. «Свою
будущую жизнь он раньше представлял синим глубоким пространством –
таким далеким, что почти не существующим. Захар Павлович знал вперед, что
чем дальше он будет жить, тем это пространство непережитой жизни будет
уменьшаться, а позади – удлиняться мертвая растоптанная дорога. И он
обманулся: жизнь росла и накоплялась, а будущее впереди тоже росло и
простиралось – глубже и таинственней, чем в юности, словно Захар Павлович
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- …
- следующая ›
- последняя »
