Руcская проза 1950-х - начала 2000-х годов: от мировоззрения к поэтике. Дырдин Д.А - 65 стр.

UptoLike

Составители: 

65
Тайной Божественного промысла терзается о. Матвей один из
центральных героев «Пирамиды». Ответом на его сомнения служит 138-
ой псалом, произносимый им шепотом в разрушенном храме (см.: I, 57).
Идея всеведения Создателя дана тут в эсхатологической окраске. Под ее
влиянием у старо-федосеевского священника возникает склонность
оценивать каждый прожитый час как последний, во всяком событии
различать знаки судного дня.
Собственно, только евангельское Откровение своей парадоксальной
диалектикой суда и милосердия отвечает на вопрос: кто больше достоин
милостистрадающий праведник или кающийся грешник?
Жертвенно-благодатной природой человека определен в «Пирамиде»
показ внутренней жизни героев, что связывает Леонова с православной
этикой. Христианские добродетели вера в чудо, кротость и смирение
побуждают носителей этих душевных свойств (о. Матвей, Дуня
Лоскутова) к развитию своего духа, к преодолению греха и зла.
Такая точка зрения явлена в формах мыслей, понятий и идей,
содержащих печать личности автора. Она позволяет внести ясность в
оценку лиц и событий, изображенных в «Пирамиде». Возникает единое
смысловое поле, за которым встают идеи-концепты веры, грехопадения,
гибнущего человечества: «Подобно тому, как на средневековых картах
непроглядная мгла за Геркулесовыми столбами обозначалась латинской
надписью Sic definit mundus, мне преграждала путь русская здесь
кончается история. Она отмерла сама собой с отказом от жестокого и
волевого поиска самого несбыточного на свете блаженства страданий,
необжигающего огня» (II, 346). Поведение землян, воспитанных на мечте
о золотом веке, становится демонстрацией нравственной неполноты
человека, целиком и полностью привязанного к материи.
Отечественная литература всегда отличалась повышенным
вниманием к безрадостным моментам жизни. «Никто глубже и увереннее
русского художника не рисовал слабости, подчиненности личности, ее,
казалось бы, жалкой зависимости от самых разнообразных условий, –
утверждал в свое время Тихомиров, отвечая на упреки в преувеличении
религиозной сути исканий Пушкина, Гоголя, Толстого. – <…> Точно так
же наше художество не верит и вгерояи твердо помнит, чтонет
человека иже не согрешил”» [6].
С данной традицией можно соотнести обрисовку религиозной
психологии личности у Леонова. Но здесь же проявляется еще одно
свойство, которое связывает художника с классикой XIX века:
представление об исходе мира, позволяющее, как сказал бы Тихомиров,
«спокойно относиться к постоянным проявлениям конца, смерти» [Там
же]. Грозные пророчества о вселенской катастрофе не исключают веры в
нетленное в энергию надежды и любви. Это дает повод автору
«Пирамиды» видеть в мировой трагедии испытание человеческого духа.