Руcская проза 1950-х - начала 2000-х годов: от мировоззрения к поэтике. Дырдин Д.А - 79 стр.

UptoLike

Составители: 

79
Божественной истины» является стержнем художественного творчества
Солженицына «в многообразных содержательных и персонажных
вариациях, мотивах и подтексте». На уровне символического языка такое
наблюдение действительно справедливо. Так, финальная фраза из рассказа
«Матренин двор» с характерной для писателя инверсией, по словам
Кузьмина, «значительно усиливает семантическую открытость трех
опорных лексем «село», «город», «земля». « В итоге образ праведницы
Матрены перерастает в великий символ, героиня рассказа воспринимается
его автором и рассказчиком в нем как субъект христианской этики и
морали». Вместе с тем исследователь говорит об авторитарности
художественного стиля Солженицына, разрушении им традиционной
жанровой системы. Собственно в этом, в проявлении «закона экономии», в
содержательной и смысловой плотности он видит новаторство писателя.
Благодаря такому художественному устройству рассказы Солженицына и
обладают «огромным потенциалом идеологического воздействия».
Творчество А. Солженицына лежит в русле консервативной традиции,
которая сложилась на основе христианской духовности. В литературе о
писателе постоянно предпринимаются попытки определить тип веросознания,
формирующего авторскую эстетику. М. М. Дунаев видит суть его
эстетической позиции в нравственной проповеди, в движении от духовного к
душевному [3]. Нравственный идеал Солженицына внутренне противоречив,
поскольку в одном случае он соединяется с христианской этикой, в другом с
гуманистическими ценностями. Художество Солженицына питается от
источников Православия, но стоит на той ступени, когда в нем недостаточно
признанного критерия: единства творческой мысли и откровения, этического
измерения веры и христианского персонализма. Отсюда перекличка
умозаключений художника и принципов гуманистической философии, которая
рационалистически переосмысляет догматы христианства.
В центре образа веры, который сложился в «большой» прозе и
публицистике Солженицына нравственное измерение человека и общества.
И поэтому суть религиозности его героев сводится к следующему: они живут
по единому нравственному закону, постепенно наполняя его христианским
содержанием. Так в «В круге первом», так и в рассказах 1960-х годов, так в
«Красном колесе», о чем свидетельствует Ж. Нива в своей статье
«Солженицын как всегда» из книги«Возвращения в Европу» [4]. Он говорит о
смене поэтики восхождения поэтикой падения, апориях писателя, которые
разрушают текст: «В былые времена праведная жизнь опиралась на квадрат
добродетелей, и древняя крестьянская Россия строилась на нем же, хоть и не
ведала об этом. Но равновесие между избытком и недостатком пошатнулось
<> Солженицын ищет не утраченное время, как Пруст, а исчезнувшую
добродетель. Гигантское колесо Красного колеса в каком-то смысле вертится
вхолостую:добродетель не обретена, справедливость не восстановлена. История
романа трагична, ибо это поражение лежит в его основе. Тема разрушила текст;