ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
80
за хаосом истории пришел хаос повествования. Роман Солженицына всегда был
чем-то отличным от романа – поисками смысла, наукой о спасении». Иначе
говоря, поиски абсолютного нравственного критерия для российской жизни
привели к новой апории. Ее причина состоит в том, что в основе религиозной
антропологии Солженицына, (по крайней мере, до середины 1990-х гг.)
верующее сознание – персоналистическое начало было подчинено
социальнокультурной задаче. Категорический императив «жить не по лжи» в
большей мере звучал как гражданская добродетель. И тут надо согласиться с
М. Эпштейном, определяющим тип мировоззрения Солженицына как
«просвещенный консерватизм» и писавшем о невозможности применения
религиозно-нравственных категорий к народу или нации в целом: «христианство
уже упразднило эту религиозно-нравственную подсудность народов, обратив ее
вглубь отдельных личностей, к их раскаянию, к их самоограничению. За свои
поступки мы будем судимы как личности, а не как представители тех или иных
наций. И нельзя вообразить иначе, чем в языческом ослеплении, что на
Последний Суд предстанут души народов или обществ» [5].
По мнению А. Л. Казина, именно столкновение личной веры с внешней
– рационалистической – оболочкой культуры приводит автора «Архипелага» к
противоречию: «Сила Солженицына как мыслителя в том, что он мыслит в
пространстве православно-русского ядра нашей цивилизации и культуры.
Однако как только он касается её внешних обводов, он, на мой взгляд, нередко
ошибается, и эти его ошибки дорого стоят подчас и самому ядру» [6].
Интересующая нас проблема лежит несколько в иной плоскости.
Обратимся к религиозному типу веры, получившему отражение в
образном мире Солженицына. Трезво-реалистическая мысль писателя
тесно связана с идеей человеколюбия. В этой концепции он решает
проблему света и тьмы, возвышая природную сущность человека. В
больших произведениях Солженицына этическое начало преобладает над
онтологическим. Общая этическая оценка является главной и в
дневниковых заметках писателя. «Очень нравственная повесть» – так он
оценивает чеховскую «Степь». Сугубо нравственный полюс выходит на
первый план, когда Солженицын размышляет о повороте И. Шмелева от
«освобожденческой» идеологии к национальным традициям и заветам
православной веры («Иван Шмелев и его “Солнце мертвых”»).
Проза малого объема последних лет, включая такие двучастные
рассказы, как «Эго», «На краях», «Настенька», знаменательна авторским
движением к сверхчувственному началу. «Касанием веры» можно назвать
вслед за самими Солженицыным такой вид религиозно-философской
рефлексии. Рассматривая чеховский рассказ «Святою ночью», он так
оценивает это свойство художественного мышления: «И снова на
церковную тему, не оставляет она Чехова равнодушным, мучит его
чувство поиска какой-то истины об этом. И вник в акафисты в законы
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- …
- следующая ›
- последняя »
