Модальность возможности в современном русском языке (на материале газет). Федорова И.Р. - 60 стр.

UptoLike

Составители: 

Рубрика: 

58
ей), независимость, раздолье. В результате многократного иронического
употребления появилась энантиосемия слов свобода, независимость, раз-
долье, «плюс» в значении сменился на «минус». Вообще, концепт «свобо-
ды» на русской почве неоднократно менял свой ассоциативный ряд. Со-
ветская идеологическая система, сделав понятие свободы одним из своих
лозунгов, прочно связала его в сознании носителей
языка с общественно-
политической формулой «Свобода. Равенство. Братство», закрепила за
«свободой» ореол положительной оценки. «Второе дыхание» обрело поня-
тие свобода в эпоху перестройки. Этот феномен стал обрастать новыми
ассоциациямигласность», «открытость», «правдивость»), положитель-
ные коннотации все более акцентировались и стали максимальными к на-
чалу 90-х годов, когда пошла речь о «
свободном рынке», о «свободе пред-
принимательства»: FIMACO организовали в 1990 году. Тогда уже наступи-
ла весна экономической свободы
(Нов. газ., 6, 1999). А дальше начались
деформациии в жизни, и в языке: Началось все в 1992 году. Странный
это был год, новый для нашей Истории свобода
была беспредельной (там
же). «Беспредельная свобода» – это уже не «свобода», а, скорее, «беспре-
дел». И хотя современные словари продолжают акцентировать противо-
поставление оценочных характеристик вседозволенности и свободы
«Вседозволенность-... Свобода это не вседозволенность. В. порождает пре-
ступность» (БТС), – значение слова свобода расщепляется на контрастно
оцениваемые смыслы, происходит демаркация «истинной свободы»,
«
псевдосвободы» (свобода, которая провозглашается, но не реализуется) и
«свободы-произвола», о которой говорилось еще в словаре В.И. Даля:
«Свободапонятие сравнительное, она может относиться до простора ча-
стного, ограниченного, к известному делу относящемуся... и к полному,
необузданному произволу или самовольству» (Сл. Даля, 4, 151). В совре-
менном языке газет акцентированы две
пары противоположных значений:
«свобода как нормативная дозволенность», во-первых, противопоставлена
«свободе так называемой», а во-вторых, антонимична «свободе-произво-
лу»: Под порядком я понимаю гарантированную свободу
честных дейст-
вий (МК, 9.06. 1996)= «истинная свобода». Они ссылаются на «свободу
слова» для всех и каждого. Но сегодня свобода слова принадлежит в на-
шей стране лишь очень ограниченному кругу богатых и влиятельных лю-
дей (Правда, 7, 1999)= «псевдосвобода». Он осознавал, что обворован.
Что старая власть лишала свободы, а новая, дав свободу, украла у него
будущее (Нов. газ., 11, 1999) – в контексте противопоставлены «свобо-
да» и «будущее» Будущее...Без будущего кто-либо (о человеке, лишен-
ном способности или возможности успехов в чем-либо») (БТС)), в резуль-
тате рождается оксюморон «свобода без возможностей», разрушающий
первичное значение лексемы свобода и утверждающий семантику «псев-
ей), независимость, раздолье. В результате многократного иронического
употребления появилась энантиосемия слов свобода, независимость, раз-
долье, «плюс» в значении сменился на «минус». Вообще, концепт «свобо-
ды» на русской почве неоднократно менял свой ассоциативный ряд. Со-
ветская идеологическая система, сделав понятие свободы одним из своих
лозунгов, прочно связала его в сознании носителей языка с общественно-
политической формулой «Свобода. Равенство. Братство», закрепила за
«свободой» ореол положительной оценки. «Второе дыхание» обрело поня-
тие свобода в эпоху перестройки. Этот феномен стал обрастать новыми
ассоциациями («гласность», «открытость», «правдивость»), положитель-
ные коннотации все более акцентировались и стали максимальными к на-
чалу 90-х годов, когда пошла речь о «свободном рынке», о «свободе пред-
принимательства»: FIMACO организовали в 1990 году. Тогда уже наступи-
ла весна экономической свободы (Нов. газ., № 6, 1999). А дальше начались
деформации – и в жизни, и в языке: Началось все в 1992 году. Странный
это был год, новый для нашей Истории – свобода была беспредельной (там
же). «Беспредельная свобода» – это уже не «свобода», а, скорее, «беспре-
дел». И хотя современные словари продолжают акцентировать противо-
поставление оценочных характеристик вседозволенности и свободы –
«Вседозволенность-... Свобода это не вседозволенность. В. порождает пре-
ступность» (БТС), – значение слова свобода расщепляется на контрастно
оцениваемые смыслы, происходит демаркация «истинной свободы»,
«псевдосвободы» (свобода, которая провозглашается, но не реализуется) и
«свободы-произвола», о которой говорилось еще в словаре В.И. Даля:
«Свобода – понятие сравнительное, она может относиться до простора ча-
стного, ограниченного, к известному делу относящемуся... и к полному,
необузданному произволу или самовольству» (Сл. Даля, 4, 151). В совре-
менном языке газет акцентированы две пары противоположных значений:
«свобода как нормативная дозволенность», во-первых, противопоставлена
«свободе так называемой», а во-вторых, антонимична «свободе-произво-
лу»: Под порядком я понимаю гарантированную свободу честных дейст-
вий (МК, 9.06. 1996)= «истинная свобода». Они ссылаются на «свободу
слова» для всех и каждого. Но сегодня свобода слова принадлежит в на-
шей стране лишь очень ограниченному кругу богатых и влиятельных лю-
дей (Правда, № 7, 1999)= «псевдосвобода». Он осознавал, что обворован.
Что старая власть лишала свободы, а новая, дав свободу, украла у него
будущее (Нов. газ., № 11, 1999) – в контексте противопоставлены «свобо-
да» и «будущее» («Будущее – ...Без будущего кто-либо (о человеке, лишен-
ном способности или возможности успехов в чем-либо») (БТС)), в резуль-
тате рождается оксюморон «свобода без возможностей», разрушающий
первичное значение лексемы свобода и утверждающий семантику «псев-
58