Педагогика (общие основы). Гончарова Ю.А. - 29 стр.

                                         29
       У ребенка есть будущее, но есть и прошлое: памятные события, воспоминания и
много часов самых доподлинных одиноких размышлений. Так же как и мы - не иначе, -
он помнит и забывает, ценит и недооценивает, логично рассуждает и ошибается, если
не знает. Осмотрительно верит и сомневается.
       Ребенок – иностранец, он не понимает языка, не знает направления улиц, не
знает законов и обычаев. Порой предпочитает осмотреться сам; трудно – просит
указания и совета. Необходим гид, который вежливо ответит на вопросы.
       Уважайте его незнание!»
       Корчак всегда выступал как сторонник индивидуального воспитания,
которому он придавал первостепенное значение в своей педагогической системе.
       «И если я завтра встречаю группу детей, я уже сегодня обязан знать, кто они.
Там будут ласковые, пассивные, добродушные, доверчивые ребята – вплоть до самых
злостных, явно враждебных и полных двуличной инициативы или притворно
уступчивых, конспиративно злостных малолетних преступников и интриганов.
       Я предвижу необходимость борьбы за режим и безопасность и бездушных, и
честных. Я призову к сотрудничеству положительные элементы ребячьей толпы,
противопоставлю их злым силам. И только после того, как ясно представлю себе
границы педагогических влияний на данном участке, разверну планомерную
воспитательную работу.
       Я могу внедрить традиции правды, порядка, трудолюбия, честности,
искренности, но я не в силах изменить природу ребенка. Береза так и останется
березой, дуб дубом, лопух лопухом. Я могу пробудить то, что дремлет в душе ребенка,
но не могу ничего создать нового. И буду смешон, если стану сердиться из-за этого на
себя и на него».     Следует отметить, что Корчак сумел организовать процесс
индивидуального воспитания в групповой среде. Он подчеркивал: «Дети имеют право
жить группами и отдельно, своим умом и трудом». Несмотря на то, что педагогическая
деятельность Корчака, как и Макаренко, проходила в условиях образовательных
учреждений закрытого типа (детских домах), ему удалось органично синтезировать
индивидуальное содержание воспитательного процесса с его коллективной формой, в
результате чего детский коллектив не выступал препятствием развития личностной
свободы отдельного ребенка.
       Корчак крайне отрицательно относился к любым формам наказания
ребенка.
       «У меня наказаний нет», – говорит воспитатель, иногда и не подозревая, что не
только есть, но и очень суровые.
       Нет темного карцера, но есть изоляция и лишение свободы. Поставит в угол,
посадит за отдельный стол, не позволит съездить домой. Отберет мячик, магнит,
картинку, пузырек из-под одеколона, – значит, есть и конфискация собственности.
Запретит ложиться спать вместе со старшими, не позволит на праздник надеть новое
платье, – значит, и лишение особых прав и льгот. Наконец, разве это не наказание, если
воспитатель холоден, недружелюбен, недоволен?
       Ты применяешь наказания, ты только смягчил или изменил их форму. Дети
боятся, будь это большое, маленькое или только символическое наказание. Понимаешь:
дети боятся, – значит, наказания существуют.
       Можно высечь самолюбие и чувства ребенка, как раньше секли розгами тело».
       Образовательная среда, созданная Корчаком, была ориентирована на развитие
инициативы и самостоятельности каждого ребенка. Он считал, что ни в коем случае
нельзя ограничивать детскую активность, что эта естественная активность ребенка
является важнейшим фактором его личностного развития.
       «Мой принцип: Пусть дитя грешит».