Иностранная литература XX. Корочкина Е.В. - 22 стр.

UptoLike

ВУЗ: 

УлГТУ | Ульяновск

Составители: 

Рубрика: 

22
рассмотрения, и на них принципы прозы ХХ века будут распространяться в
очень малой степени. Это так называемые реалистические писатели, которые
ничего или почти ничего не сделали для обновления художественного языка
прозы ХХ века, то есть как раз тех принципы прозы ХХ века, о которых мы бу-
дем говорить в этом очерке
.
Мы прежде всего рассмотрим произведения таких писателей, как
Джеймс Джойс, Марсель Пруст, Федор Сологуб, Андрей Белый, Роберт Му-
зиль, Густав Майринк, Франц Кафка, Томас Манн, Герман Гессе, Альбер Ка-
мю, Уильям Фолкнер, Михаил Булгаков, Джон Фаулз, Акутагава Рюноске,
Хорхе Луис Борхес, Владимир Набоков, Хулио Кортасар, Габриэль Гарсиа
Маркес, Ален Роб
Грийе, Макс Фри, Саша Соколов, Владимир Сорокин,
Дмитрий Галковский, Милорад Павич. (Разумеется, у каждого может быть
свой список гениев, но мы оговорили «субъективизм» этой книги в предисло-
вии к ней.)
Мы выделяем десять принципов прозы ХХ века:
1. Неомифологизм. По сути, это главный принцип прозы ХХ в., кото-
рый в той
или иной степени определяет все остальные. Поскольку он подроб-
но описан в статье неомифологическое сознание, здесь мы охарактеризуем
его предельно кратко. Это прежде всего ориентация на архаическую, классиче-
скую и бытовую мифологию; циклическая модель времени; мифологический
бриколаж – произведение строится как коллаж цитат и реминисценций из дру-
гих произведений (в той или
иной мере это характерно для всех произведений
указанных авторов).
2. Иллюзия/ реальность. Для текстов европейского модернизма
ХХ века. Чрезвычайно характерна игра на границе между вымыслом и ре-
альностью. Это происходит из-за семиотизации и мифологизации реальности.
Если архаический миф не знал противопоставления реальности тексту, то
ХХ век всячески обыгрывает эту неопределенность
. Например, в романе
Макса Фриша «Назову себя Гантенбайн», герой все время представляет
себя то одним персонажем, то другим, попеременно живя придуманной им са-
мим жизнью в разных «возможных мирах»; в «Процессе» и «Замке» Кафки
чрезвычайно тонко передано ощущение нереальности, фантастичности проис-
ходящего, в то время как все происходящее описывается нарочито
обыденным
языком; в романе Майринка «Голем» сновидения, воспоминания и мечты
героя беспорядочно переплетаются. В «Мастере и Маргарите» «реальность»
московских событий менее реальна, чем почти документальный рассказ, опи-
рающийся на свидетельства о допросе и казни Иешуа, и в то же время этот рас-
сказ не что иное, как очередная иллюзия – роман Мастера
. В «Докторе Фау-
стусе», написанном в квазиреалистической манере, все время остается не-
понятным, какую природу имеет договор Леверкюна с чертом, чисто ли
клиническую или реальность на самом деле включает в себя фантастический
элемент. (Такое положение вещей впервые представлено в «Пиковой даме»
Пушкина, одного из несомненных предшественников П. п. ХХ в., –
непонят-

Страницы