ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
74
осознания – как бы своего и другого – тех самых сторон рефлексивной складки
человеческого пере-живания, благодаря которой и рождается осознаваемость – в структуре
которой внутренние субъективные устремления превращаются во всеосознающее «я», а все
инобытие, мир – в осознаваемое другое. Эта встреча сторон осознания проходит, таким
образом, не только через внутренне поле человечески-психологического, но и сквозь все
охваченное этой формой сознания-переживания пространство иного – пространство
открытого события осознания. Такова структурно-феноменологическая перспектива
видения (и методология рассмотрения) осознающего события; ее мы уже использовали и
при раскрытии своеобразия эстетического, и при описании эстетического сознания.
Но надо напомнить, что специфический «фокус» эстетического сконцентрирован не
на своем и не на другом, а именно на этой открытой событийности, как бы и охватывающей
их, и одновременно открыто разверстой между ними. Надо иметь в виду, что это –
открытое, незавершенное событие, рискованное в своей волнующей неопределенности,
могущее отразиться как чудесным мигом всеобъединяющего совершенства, так и
разъединяющим разладом, увлекающим в бездну провалом. При чем этот провал может
оказаться и не только проявлением «мрачного величия», ощущаемым хотя бы отчасти
торжественно-позитивно – именно как величие мрачных сил. Этот эстетический провал в
бездну может оказаться экзистенциальной катастрофой, в которой тонет само
переживающее сознание, оказаться катастрофой, противоестественным унижением или
безвыходной страстью, которые увлекают сознание именно своей затягивающей
безысходностью.
Этот экзистенциальный провал может эстетически переживаться в плане его
внутреннего скрытого преодоления. Так - именно как возможный «бессмертья залог», -
поэтически обосновывал А.С.Пушкин то непостижимое наслаждение, упоение в бою, и на
краю мрачной бездны, которое придает этому жуткому экзистенциальному провалу
сознания торжествующий позитивный смысл
6
. Но этот эстетический провал может быть и
чистой деструктивностью – разладом, распадом, хаосом, бессмысленностью. Это тогда уже
не переживание величия, сколь бы «мрачным» оно, по сути, не было, а именно сам азарт
падения, сама увлекательность гибели – сам экстаз хаоса. Это тогда – наслаждение самой
деструктивностью – событием в его увлекающей разверстости.
Да, игнорировать такое темное, ночное, дионисийское, как сказал бы Ф.Ницше,
начало, возможное и, более того, действительно присутствующее в поле эстетического,
нельзя. Нельзя игнорировать внутренний хаотизм эстетического события, сколь бы ярко не
просвечивал сквозь него космизм.
Но будем исходить из того, что эстетическое событие волнующе-рискованно, а
отнюдь не фатально. Следовательно, его пафос волнующе неопределенен и колеблется в
огромном диапазоне – от чуда совершенства до чудовищной деструкции – от удивительной
сложенности бытия, до болевого разрыва и тошноты, от удивительного сияния смысла до
сводящей с ума бессмыслицы. Событие настоящего не просто эфемерно; оно может как
счастливо сложиться, так и безысходно распасться. Причем, как раз в самой «середине»
этого открытого события – зона разрыва, распада, опасный «люк» экзистенциального
6
Есть упоение в бою
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы!
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог. (А.С. Пушкин. Маленькие трагедии. Пир во время чумы.)
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- …
- следующая ›
- последняя »