ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
85
вещью. И автор высказывания, и адресат – на одинаково большой иронической дистанции
от вещи – и от этого возрастает ироническая дистанция и между ними самими. Эпатаж
публики, «пощечина общественному вкусу» - вот прямые симптомы нового иронизма,
принципиально проложенного между автором и воспринимающим. Только теперь, в
постмодерне, адресату дано право наносить сколько угодно много ответных пощечин
автору. Ему не будет больно, он даже этого не почувствует – ведь он полностью спрятан за
своей самоиронией, его практически уже нет в том сообщении, которое он иронично
оставил возможному адресату.
Ирония становится, таким образом, доминирующим принципом постмодернистского
высказывания. В постмодернистском искусстве, философии и даже массовой культуре
принцип иронии господствует и в отношении к действительности, и в отношении автора к
своему творению, и в его отношении к самому себе. И адресат эстетического высказывания
побуждается к самоиронии. Серьезность и исповедальность становятся неуместными. Все
шокирующие эксперименты постмодернистского авангарда глубоко ироничны; иронично и
популярное искусство, например, иронический детектив, иронический триллер,
ироническая мелодрама и т.д.. Автор как личность теперь неуязвим: все что автор творит –
именно «как бы»; он всегда как бы может добавить, что пошутил. Здесь постмодернистская
ирония пересекается с принципом постмодернистской игры – их объединяет принцип
особой эстетической несерьезности. Перебирая и комбинируя в «игре в бисер» все стили,
все веры, все символы, священные, глубокие и поэтому серьезные сами по себе в
отдельности, постмодернистская игра делает их не принимаемыми всерьез и до конца – они
все на игровой поверхности; в глубине же тотальная ирония. Ведь от одного символа всегда
можно оказаться в пользу другого – суть же данной позиции – отказ от углубленности и
серьезности как таковой.
Можно сказать, что романтическая ирония поэтически конструктивна – она добавляет
еще один – подразумеваемый – слой духовного видения над выраженным значением. В
противовес этому, постмодернистская ирония деструктивна. Точнее, она деконструктивна –
на ее основе происходит некоторое особое связывание внутренне не скрепленных уже
необходимым образом фрагментов разрозненного бытия. Иронична постмодернистская
аллюзия, столь отличная от связующей метафоры классической поэтики: в аллюзии
ассоциируемый смысл рассеивается, метафорой же он скрепляется: Аллюзии это
поверхностные связки на уровне случайного сходства, веселящего, но не обязывающего
напоминания; связуя, они рассеивают сознание и бытие. Устанавливая контакт, они делают
его необязательным и непрочным – и сама связь оказывается как бы и очевидной, и
ненастоящей – ироничной – как игра слов, как наигранное и непрочное доверие между
людьми, как квази-мифологические образы фэнтэзи, в которые погружаются, но в которые
не верят. Из инструмента, возвышающего сознание над его предметом, ирония
превращается, таким образом, в инструмент рассеяния сознания. Впрочем, именно таково
специфическое состояние сознания в ситуации постмодерна.
Игра
Игра, без сомнения, содержит в себе важный эстетический принцип. Она неразрывно
связана со свободой – как деятельность внешне не детерминированная, не совершаемая по
необходимости. Но в основе игры – не хаос вседозволенности, в ее основе – своеобразная
логика возможного: возможностей в принципе много, они выбираются (допускаются
свободно), но каждая из возможностей скрывает в себе целый органичный мир, внутри
которого действует логика правил, связей, зависимостей – мир, в который вступает и
который в своей игровой деятельности достраивает играющий. Он может, впрочем,
свободно выйти из данного возможного мира и войти в другой. Может ли он изобрести
совершенно новый мир? Конечно, ведь изобретение нового и есть обретение возможного.
Сама же перспектива возможностей при этом неограниченна. Возможности игры не
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- …
- следующая ›
- последняя »
