История мировой литературы. Лучанова М.Ф. - 102 стр.

    Пьянство. Вот настоящий враг для Белого. В этом – фантастическое единение
у всех московских писателей. Пьянство в московских литературных
произведениях – это вам не дружеские пушкинские пирушки. Физический
разврат претит Белому по другой причине, чем Толстому, но претит, а вот
пьянство – разврат духовный – не претит, а просто ужас вызывает у обоих. Стихи
Белого впору использовать в антиалкогольной пропаганде. Он и на Россию-то
смотрит: «Туда, где мне светят из ночи, поднявшись над сетью бугров, жестокие
желтые очи безумных твоих кабаков». Знали москвичи, о чем пишут!
    Тема водки в «Петербурге» нуждается в особом исследовании и осмыслении.
Липпанченко спаивает Дудкина, и все ницшеанское безумие террориста, его
слизни на обоях и помрачение святости – отсюда. Морковин пытается споить
Николая Аполлоновича. А где появляется в «Петербурге» Медный всадник? В
кабаке.
    Говоря о водке, обязательно надо вспомнить об Эдгаре По. Связь «Пе-
тербурга» с новеллами Эдгара По несомненна. Это уже неоднократно от-
мечалось, но, обратите внимание, эта связь выявляется именно в водочной стихии
«Петербурга».
    Эдгар По был в Петербурге. Говорят, он был настолько пьян, что не заметил
города и в совершенно разобранном состоянии был погружен на корабль и
отправлен обратно, в США. Тем не менее, не задержавшись в Петербурге, он
навсегда остался в «Петербурге».
    Алкогольная тема – а гоголевская «красная свитка», послужившая Белому
символом революции, тоже из алкогольной серии – как-то стыдливо опускается
русскими исследователями. Для Евангелия образ ада – геенна, свалка под
Иерусалимом, где сжигали мусор. Для России образ ада – кабак. Нечего искать
мистического врага там, где его нет. Посетите психушку, где лечатся алкоголики,
и все станет ясно насчет черной магии и всего этакого. Почему мы так
невнимательно читаем Белого, Толстого, Островского и всех-всех-всех наших?
Оставим в покое несчастного американца и поймем, как русский должен «духов
различать», посмотрим на «черную духовность», «мистическую грязь» хотя бы у
Бунина и Набокова.
    «Петербург» – самый рациональный, самый технологичный, самый
сконструированный русский роман. Как в современной экономике больше всего
ценится организационный капитал, а не природный, физический или даже
человеческий, так и в поэзии организация – главное.
    То, что получено на халяву, – земельные угодья, врожденный талант – значит
очень мало. Землю можно в карты проиграть, а талант в эту землю зарыть. Более
того – халява развращает.
    То, что ты создал, не дает уверенности, что ты создашь еще что-то. Можно
пережить свои создания. Как Вяземский. Самое блестящее образование и
железное здоровье могут оставить тебя бесплодным.
    А вот обладание организационным капиталом – это серьезно. Даже если
наводнение или спецслужбы разорят тебя, ты сделаешь новое дело. «Главное –
создать структуру», – в унисон твердили мне богачи. Я видел, как они тонули и
всплывали снова, потому что обладали организационным капиталом.
                                     102