История мировой литературы. Лучанова М.Ф. - 105 стр.

UptoLike

Составители: 

105
доходную популярность, щедринской фельетонной злободневности и
возвращения через них к лермонтовской безысходности.
Сальто-мортале, таким образом совершенное Белым, приводит к весьма
странным последствиям. Обратим внимание и на то, что связь с русским
абсурдом у Белого тоже не непосредственная, но через Соловьева. Можно
подумать, что только Пушкин и Гоголь напрямую связаны с Белым. Однако и это
иллюзия. О родителях не пишут скрупулезных исследований. Их помнят и
память лелеют. И вновь совершено сальто-мортале, и Белый после кувырка
приземляется в одиночестве. «Каково тебе тамв пустоте, в чистоте, – сироте
Одиночество Андрея Белого. Конечно, он брал «все, что плохо лежит». Тут
никакой разницы с Пушкиным, Гоголем и Мандельштамом. Все годится. «Я брал
даже у Бенедикта Лившица», – говорил Мандельштам.
Для поэта все сюжет: Пара жареных котлет, Сколопендра, острый нос И
довременный хаос, И Гоморра, и Содом. Тили-тили-тили-доп.
И не только сюжет. И мысли. И чувства. И ритм. Ритм чрезвычайно важен в
одиночестве. Белого принято привязывать к Гоголю. На мой взгляд здесь
исследователи увлеклись..Не так уж сильно привязан Белый к Гоголю. Конечно,
это две фигуры, стоящие на разломах России и эти разломы в себе осмыслившие.
Так что мандельштамовская фраза на смерть Андрея Белого: «Что, говорят,
какой-то Гоголь умер?» – совершенно верна в этом отношении, но поэтическая
связь Белого и Гоголя явно преувеличена. Находясь на разломе страны и ее
языка, великий писатель, несомненно, будет создавать новый язык и подвергать
сомнению до него выработанную риторику. В этом они сходны. Но проблемы
перед ними разные. И решают они их, естественно, по-разному. Первым в
одиночестве рождается ритм.
Ритм Белого более моторен, чем ритм Гоголя. Он проще, и в нем дей-
ствительно проглядывает некрасовский трехдольный метр. Белый не пользуется
чудовищным гоголевским построением предложения, когда хвост существа
становится значительно толще, мощнее и длиннее, чем голова вместе с
туловищем. А ведь сам же восхищался этой особенностью. Пожалуй, нечто
подобное можно усмотреть при вылепливании фактуры Аполлона Аполлоновича,
самого наряду с Липпанченко фактурно-гоголевского героя.
Конечно, Белый не может отказать себе в удовольствии по-гоголевски
выстроить трехчастную форму эпитета, но в целом «Петербург» суше и
конструктивней. «Вкусности», разумеется, выскакивают в диалогах и репликах.
Вот уж тут Гоголь, да еще и отягощенный деревенским ржаньем А.К. Толстого и
В. Соловьева. Правда, без их прозрачного матерного фона. Ближе к Гоголю.
Ритмсистемное качество художественного произведения. Системное
действие ритма в прозехорошей прозесуществует в двух видах. Поэты
иногда называют этоне совсем правильнокоротким и длинным дыханием.
Ритм действительно связан с дыханием. Думается, его физиологическое
происхождение еще нуждается в прояснении. Однако не о том речь.
Ритм внутри фразы, даже внутри абзаца в прозеэто короткое дыхание.
Когда мы говорим о трехдольниках в «Петербурге», о выскакивании прямой речи
из другой языковой реальности, о трехчастном гоголевском эпитете, мы имеем в
доходную популярность, щедринской фельетонной злободневности и
возвращения через них к лермонтовской безысходности.
    Сальто-мортале, таким образом совершенное Белым, приводит к весьма
странным последствиям. Обратим внимание и на то, что связь с русским
абсурдом у Белого тоже не непосредственная, но через Соловьева. Можно
подумать, что только Пушкин и Гоголь напрямую связаны с Белым. Однако и это
иллюзия. О родителях не пишут скрупулезных исследований. Их помнят и
память лелеют. И вновь совершено сальто-мортале, и Белый после кувырка
приземляется в одиночестве. «Каково тебе там – в пустоте, в чистоте, – сироте!»
    Одиночество Андрея Белого. Конечно, он брал «все, что плохо лежит». Тут
никакой разницы с Пушкиным, Гоголем и Мандельштамом. Все годится. «Я брал
даже у Бенедикта Лившица», – говорил Мандельштам.
    Для поэта все сюжет: Пара жареных котлет, Сколопендра, острый нос И
довременный хаос, И Гоморра, и Содом. Тили-тили-тили-доп.
    И не только сюжет. И мысли. И чувства. И ритм. Ритм чрезвычайно важен в
одиночестве. Белого принято привязывать к Гоголю. На мой взгляд здесь
исследователи увлеклись..Не так уж сильно привязан Белый к Гоголю. Конечно,
это две фигуры, стоящие на разломах России и эти разломы в себе осмыслившие.
Так что мандельштамовская фраза на смерть Андрея Белого: «Что, говорят,
какой-то Гоголь умер?» – совершенно верна в этом отношении, но поэтическая
связь Белого и Гоголя явно преувеличена. Находясь на разломе страны и ее
языка, великий писатель, несомненно, будет создавать новый язык и подвергать
сомнению до него выработанную риторику. В этом они сходны. Но проблемы
перед ними разные. И решают они их, естественно, по-разному. Первым в
одиночестве рождается ритм.
    Ритм Белого более моторен, чем ритм Гоголя. Он проще, и в нем дей-
ствительно проглядывает некрасовский трехдольный метр. Белый не пользуется
чудовищным гоголевским построением предложения, когда хвост существа
становится значительно толще, мощнее и длиннее, чем голова вместе с
туловищем. А ведь сам же восхищался этой особенностью. Пожалуй, нечто
подобное можно усмотреть при вылепливании фактуры Аполлона Аполлоновича,
самого наряду с Липпанченко фактурно-гоголевского героя.
    Конечно, Белый не может отказать себе в удовольствии по-гоголевски
выстроить трехчастную форму эпитета, но в целом «Петербург» суше и
конструктивней. «Вкусности», разумеется, выскакивают в диалогах и репликах.
Вот уж тут Гоголь, да еще и отягощенный деревенским ржаньем А.К. Толстого и
В. Соловьева. Правда, без их прозрачного матерного фона. Ближе к Гоголю.
    Ритм – системное качество художественного произведения. Системное
действие ритма в прозе – хорошей прозе – существует в двух видах. Поэты
иногда называют это – не совсем правильно – коротким и длинным дыханием.
Ритм действительно связан с дыханием. Думается, его физиологическое
происхождение еще нуждается в прояснении. Однако не о том речь.
    Ритм внутри фразы, даже внутри абзаца в прозе – это короткое дыхание.
Когда мы говорим о трехдольниках в «Петербурге», о выскакивании прямой речи
из другой языковой реальности, о трехчастном гоголевском эпитете, мы имеем в
                                     105