История мировой литературы. Лучанова М.Ф. - 107 стр.

произойти, так как психологически обусловлены гладкой логикой развития
персонажей.
    В «Петербурге» скандалов хватает. Куда ж денешься! Но какие-то они не
такие. Во-первых, они не обусловлены психологией персонажа, а возникают
скорее в силу обстоятельств. Ну не доехали еще ряженые до Цукатовых. Ну чего-
то там узнал Сергей Сергеевич от своей дуры. Ну надо Морковину дотоптать
Николая Аполлоновича. Зато, во-вторых, в самый момент своей кульминации
скандалы растворяются в ничто. Они снимаются чем-то более серьезным. Даже
происшествие на балу, имеющее четкие признаки классического скандала,
перебивается другими скандалами, а потом и вовсе блекнет перед действием
«сардиницы ужаснейшего содержания», которое уж вовсе не скандал, а
концентрация всех дисбалансов «Петербурга».
    Действие сардиницы приводит весь мир «Петербурга» к устойчивому,
всех удовлетворяющему состоянию. «Момент истины», как сказали бы испанцы.
Бык заколот.
    Русская литература XIX века началась модерном – «Героем нашего времени»
и окончилась модерном – «Петербургом» с его Николаем Аполлоновичем в
качестве мифологического «культурного героя», завершающего чацко-
печоринскую линию.
    Особая роль «культурного героя» в русской литературе XIX века несомненна.
В зависимости от предпочтений автора это могут быть и Базаров, и князь
Мышкин, и Пьер Безухов. Во всяком случае, он всегда не просто носитель, но и
разносчик просвещения. Он обязательно «влиятелен», и его влияние служит
структурным связям романа.
    Инерция восприятия «культурного героя» читателем русского романа
обязательно диктует его влиятельность. Таким образом, манифестация не-
влиятельности Николая Аполлоновича производит сильнейшее впечатление. То,
что он не откликается ни в одном сердце, там, где по всей нашей читательской
привычке должен бы был найти отклик, позволяет структурно связать все эти
сердца именно потому, что мы обращаем на это внимание.
    Когда читаешь русских литературоведов, порой создается впечатление, что
русские писатели читают только русских писателей. Мы замалчиваем
исследования о влиянии Вальтера Скотта и Жорж Санд на Достоевского, а ведь
оно было. Читал Федор Михайлович! И восхищался.
    Но сейчас я хочу сказать не о влиянии, а о странном сочувствовании,
соразумении, сотворчестве, которое объединяло современников, создавших в
одни и те же годы, звездные годы мировой прозы, нечто невероятное из серии «а
вам и не снилось». Я опять о Джойсе, Кафке, Прусте и Белом. Что объединяет
этих четверых? Разрушение XIX века. Полнейшее пребывание в традиции,
особенно традиции XVIII и XIX веков. Отказ от бытового отношения к религии и
«вопрошание веры», соединенное с антиклерикализмом. Утверждение времени
как реального персонажа, имеющего собственный взгляд на происходящее.
    Ощущение времени своеобразно сказывалось на технике письма Андрея
Белого. Он все время переписывал написанное ранее. Нельзя найти
«правильную» редакцию «Петербурга», потому что ее нет. Пока Белый жил, он
                                    107