История мировой литературы. Лучанова М.Ф. - 31 стр.

искусстве «естественный человек» («природный») в его социальном статусе и
осуществлении.
    Классицистическая установка на граждански и реально живущего в обществе
человека и просветительская «любознательность» в отношении природы и права
человека жить в обществе в соответствии со своим богатством личности, должно
осуществиться полностью и равно подобным себе – эти тенденции познания
человека привели к реализму, т. е. к «подробностям» жизни, среды, раскрытию
«внешнего» и «внутреннего» человека в их сложных взаимопроявлениях.
    Все дело заключалось в том, чтобы этот способ высказывания, исследования
и отображения «правильно» назвать.
    Сегодня мы и оказались перед вопросом – проблемой: что значит слово
«реализм»?
    Как пишет Т. Д. Венедиктова (Секрет срединного мира. Культурная функция
реализма 19 века // Зарубежная литература второго тысячелетия… М.: Высш. шк.,
2001. С. 186-220), «первоназыватели» этого термина и реалистического движения
Э. Шанфлери и Ж. Дюранти определили «реализм» как «ужасное слово». Оно
употребляется наряду с «правдивостью» «в самом различном и неясном
смысле». Верно замечено, что реализм в самом широком значении слова
предполагает «точку зрения на мир как данный человеку объективно,
раскрывающийся постепенно в познавательном опыте и объемлемый в идеале
единой теорией» (с. 186). Эта отвлеченная академическая дефиниция реализма не
раскрывает само понятие. Очевидно, что термин образован от слова
«реальность».
    Что такое «real» (настоящий, подлинный), размышляли английские
лингвисты и философы. Например, Дж. Л. Остин говорил, что от обычных слов –
(например, «желтый») оно отличается отсутствием определенного значения. Что
значит: это настоящее, реальное, подлинное? Множественность значений может
быть в этом слове, когда мы говорим о конкретном предмете, явлении.
    «Эта птица настоящая». Не чучело? Не игрушка? Не картина? Живая? Не
мертвая?...
    Художники начала XIX века как будто с подозрением отнеслись к
художественной условности в искусстве.
    «Усталость» от игры в условность накопилась в восприятии произведений
предшествующих эпох, и появилось острое желание показать жизнь как
таковую, какой «она есть на самом деле».
    Именно это и хотели сказать Флобер и Стендаль в своих романах, в своих
намерениях, которые они излагали как новый способ образного отражения
действительности, человека в литературе. Писатели полагали, что читателя,
реального человека, не удовлетворяет то, что он в произведении видит не то, что
видит, а то, что желает видеть, а может, за него желает художник, чтобы он так
видел нечто.
    Воображение художников было «отягощено» грузом «чужих образов»,
усвоенных через искусство, в ассоциациях, «условностями восприятия».
Поэтому, наверное, «реалисты» с такой настойчивостью противостояли
романтической субъективности. Они стремились «отречься от себя» и с
                                      31