История мировой литературы. Лучанова М.Ф. - 32 стр.

возможной полнотой погрузиться в «реальность», которая безгранична,
многообразна, многогранна, многоуровнева. Искусство будто хотело «преодолеть
собственную природу». С древних времен художники пытались это делать. В
XVIII веке сентиментализм использовал включение читателя в повествование как
адресата, а не как сотворца. Сотворцом блистательно сделал читателя
А. С. Пушкин в «Евгении Онегине». Проблема «писатель-читатель» в романе
А. С. Пушкина помогает нам отчетливее представить, что же такое «реализм».
    Непосредственное внимание автора к читателю придает произведению
особую окрашенность: мы воспринимаем «Онегина» как рассказ, задушевную
исповедь поэта, когда предполагается молчаливое восприятие читателя-
слушателя, готового принять все самые неожиданные повороты поэтической
памяти («Ах, ножки, ножки! Где вы ныне?..»). Жанр в своей исповедальности и
лирической эпичности, при широте ассоциативных разворотов, приобретает
оттенок камерности.
    Камерность и симфонизм сливаются в органической ритмике «Евгения
Онегина». Пушкин безошибочно почувствовал ритм «дали свободного романа», в
котором слились в цельную картину жизни миры героев, автора и читателя.
Источником этой ритмики явился поэт, проживший всех в себе и свободный от
всех настолько, что способен шагнуть из мира художественной условности в мир
непосредственной реальности, просто на мгновение заговорив с читателем.
    Доверительно нежные, искренние и содержательные обращения автора к
читателям чем-то близки к обращениям Пушкина к Татьяне («Татьяна, милая
Татьяна! С тобой теперь я слезы лью» гл. 3, строфа 15). Но если отношение к
героине содержит в себе некую дистанцию художественной условности, то
обращения к читателю непосредственно открыты как к реальному собеседнику,
другу.
    Неисчерпаемо богатство тональных оттенков в обращениях Пушкина к
читателю. В этом богатстве – эмоциональные состояния автора, совмещение в
«двух жизнях» поэта: в процессе творчества и реальном существовании. И та, и
другая жизнь открыты друг другу, точнее – это единая и единственная жизнь
художника, эмоционально открытая в своей сверхчувствительности всему
живому и значительному в общечеловеческом бытии.
    Все сферы существования автора находят выражение в «Евгении Онегине».
Их непреходящая ценность закрепляется в индивидуальной конкретности
человеческого опыта. Автор и читатель – общность художественно-жизненного
содержания. Читатель – реальность, включенная в художественную условность и
дающая возможность автору преодолеть эту условность через непосредственную
соотнесенность авторского «я» и читателя. От этого роман оказывается открытым
реальному бытию. В этом и состоит преодоление условности художественного
времени и пространства. Тон задушевного разговора исходит из исповедальности
воспоминаний. Искренность и глубина исповеди окрашивается грустью, юмором,
легкой иронией. Ушедшее, утраченное не приобретает у Пушкина тяжелых
трагических тонов, несмотря на незаменимость бывшего. Замены нет ничему в
жизни. Есть смена обстоятельств, интересов, увлечений и т. д. Но смена есть
круговорот бытия, его новизна и неисчерпаемость.
                                     32