История мировой литературы. Лучанова М.Ф. - 87 стр.

меньше, чем в прорывающемся сквозь них в персональном автомобиле –
извините, карете – Аполлоне Аполлоновиче с его «циркуляром». Да еще среди
«островов» всюду русские солдаты, вернувшиеся после очередного неудачного
исполнения интернационального долга, – маньчжурские шапки. Рвет и колотит
Россию. И Петербург, между прочим, уже не выдумка, не фантом, из которого
летит «циркуляр». Возникли «острова» и своего требуют. И к Дудкину
прислушиваются. И за Липпанченко идут. И что от этого происходит, уму
непостижимо. Роман, можно сказать, о первой русской революции 1905 года. А
какая же в России революция без заговора? Заговор должен быть. Даже как-то
неприлично без него. Что ж, будет вам заговор, дорогой читатель, вздыхает
Белый. Только уж, простите, не жидомасонский, надоело. И не западный вовсе. А
вот не подойдут ли… младоперсы, например? То есть как? – хватается за голову
читатель. А «над Россией тайный враг – чума, монголы, эфиопы». Чем плохи в
этом качестве «младоперсы»? Да таких и нет вовсе! Нет? Так будут! Аятолла
Шишнарфнэ – то ли бред Дудкина, то ли прозрение Андрея Белого, во всяком
случае, ислам, что не лишено определенной пикантности.
    Но чего нет в политическом раскладе «Петербурга», так это русского бизнеса.
Белый считает, что для питерской бюрократии неприемлем, невозможен
независимый бизнес. И его действительно не было. Бизнес по-питерски – это
Липпанченко и Зоя Захаровна, которые только отчасти гоголевские персонажи, а
вообще-то герои А. Н. Островского. В Петербурге они кормятся около
спецслужб. Тяжелое обвинение.
    И еще одного персонажа нет в «Петербурге». Царя. Он Андрею Белому,
мягко говоря, неинтересен. Он никто. Писатель даже брезгует обвинениями в
убийстве Столыпина, травле Витте. При чем тут царь? Он безволен и
недейственен.
    Знаковое отсутствие. Это художественный прием, или такова структура
русского политического ландшафта?
    Тут-то мы подошли к серьезной проблеме, которая выходит за рамки
рассмотрения «Петербурга» как политического романа. Мы к ней еще вернемся.
    Важными политическими персонажами в русской литературе всегда были
религиозные диссиденты. Это соответствовало действительности. Освоение
Сибири, становление русского купечества, различные энтузиастические
движения теснейшим образом связаны с духовными народными метаниями от
старообрядцев до скопцов. Очень часто сами русские писатели были духовными
энтузиастами. Хрестоматиен пример Толстого. Однако и Достоевский, не
выходивший за рамки официальной церковности, выбирает в качестве образцов
христианского поведения и мысли то опального и заштатного Тихона Задонского,
то весьма долго ходивших в подозрительных оптинских старцев. Зачастую
писатели, касавшиеся этой запретной темы, из цензурных соображений
смазывали ее. Так было с А. Н. Островским. Из стороны в сторону метался и Н.
Лесков.
    Во времена написания «Петербурга» эта тема уже не была опасной.
Напротив, она стала чрезвычайно модной. Трагическая история A. M. Доб-
ролюбова подтолкнула Белого к написанию романа «Серебряный голубь». Но,
                                      87