История мировой литературы. Лучанова М.Ф. - 88 стр.

перестав быть опасной, тема перестала быть политической. Появление в
«Петербурге» и Петербурге Степки в данном смысле ничего не дает. В
политической России «голубей» не существует. Они страдательная, а не силовая
часть общества.
    Это очень важный и, смею думать, горький политический вывод Андрея
Белого. Да, сам по себе протестный религиозный энтузиазм может быть весьма
активным и продуктивным. Религиозные диссиденты построили США. И до сих
пор эта страна в значительной степени существует за счет религиозного пафоса
очень и очень даже нутряных народных форм. Казалось бы, на Руси, где, куда ни
плюнь, то тебе скопцы, то хлысты, то кержаки, то какие другие «голуби», они
должны сыграть в политической игре. Но нет… не получается. Большевики тоже
очень внимательно присматривались к сектантам. А вывод – отрицательный.
    Любой русский политический роман тревожно напоминает, что в России не
все благополучно. Не находится Россия в равновесии и никогда не находилась.
Были некие мыслители, которые придумывали допетровскую эпоху. И вот в эту
эпоху все у них было в равновесии. Что можно сказать? У них, может, и было, а
вот если протопопа Аввакума почитать или вспомнить Грозного царя, то как-то
не вяжется. В отличие от мыслителей русские писатели умны, наблюдательны и
менее склонны к иллюзиям.
    Но, признавая неравновесное состояние русской жизни, они по-разному на
него реагируют. Достоевский и Толстой изыскивают свои рецепты создания
равновесия. Лермонтов, погруженный в бессмысленную реальность кавказской
войны, может только недоумевать: зачем все это? «Под небом места хватит
всем». Конечно, Грушницкий не полковник Буданов, но от окружающих его
бравых товарищей Печорина откровенно тошнит. Гоголя тоже тошнит, но он
выдумывает deus ex machina, который, вдруг взявшись ниоткуда, то Чичикова
остановит, то Сквозник-Дмухановского напугает. Впрочем, дальше этого пуганья
Гоголь не идет. Совесть не позволяет.
    У Белого, как ни странно, русская жизнь поразительно устойчива. В самом
неравновесии сил, в отсутствии системы сдержек и противовесов, в
невозможности в России управляемой демократии, да и вообще какого-нибудь
эффективного управления устойчивость сохраняется. Пошевели Россию так и
эдак, сделай в России даже революцию, а глядишь – через некоторое время все
опять там же, где было.
    Анатолий Иванович Лукьянов, последний председатель Верховного Совета
СССР, рассказывал мне, как еще молодым человеком сопровождал Никиту
Сергеевича Хрущева в прогулке по кремлевскому двору. Беседовали, конечно, на
вечную российскую тему: как провести административную реформу,
разграничить полномочия и обуздать бюрократию. Хрущев схватил камень и
запустил в деревья. Вороны, которых всегда в Кремле в изобилии, всполошились
и поднялись в небо. «Смотрите, куда сядут!» – возопил первый секретарь, и
кремлевское руководство обреченно наблюдало, как вороны опустились каждая
на то же самое место.
    Русский политический роман редко ограничивается российскими рамками.
Кого же тогда не волновали судьбы Европы! Не так прост поселившийся в мозгах
                                     88