История мировой литературы. Лучанова М.Ф. - 97 стр.

персонаж по-прежнему целен и значителен. Он потерял безопасность, но в этом
виноваты «окаянные дни».
    А вот персонаж Белого и не целен, и не значителен, какую бы значительную
должность он ни занимал. А уж о безопасности тут и речи нет. И даже «окаянные
дни» тут ни при чем. Кстати, бунинские «окаянные дни» в «Петербурге» еще и не
наступили. А психологический ужас гуляет по душам вовсю.
    Мне по-ленински ответят, что 1905 год был репетицией 1917-го. Да не был он
никакой репетицией! И исторической закономерности никакой не было. В
полном соответствии с исторической правдой Белый говорит о пучимом мыслями
теле России.
    Именно примат психологии над историко-политической картинкой и даже
над структурными задачами вызвал и вызывает до сих пор такое грубое
отторжение «Петербурга» от сознания массового читателя. С этим невозможно не
согласиться, но как же жить, если он прав?

                                    Пневма

    Об историко-политической структуре «Петербурга» написано и зачастую
интересно, о психологической структуре менее убедительно, однако также
написано. Но вот о «мистической» структуре написаны горы макулатуры. Тут
тебе и бес Шишнарфнэ, и длинный бледный персонаж насупротив, и всякие
мороки вздыхающие, и забредший из другого романа Степка, и наконец Медный
всадник.
    Конечно, без Пушкина не обойтись; для понимания «Петербурга» «Медный
всадник» крайне важен. В прекрасном исследовании Андрея Белого «Ритм как
диалектика» сделано два никем не опровергнутых утверждения. Во-первых,
любой стихотворный текст (настоящий) содержит основную внутреннюю
оппозицию нерасторжимо ритмическую и смысловую; а во-вторых, одинаковые
по степени ритмической экзотики места связаны между собой смысловым или,
вернее, надсмысловым образом. Иными словами, слуховая инерция при чтении
стихов не нейтральна над смысловой структурой, она с ней коррелирует. Целью
всего исследования является надсмысловой, «софпйный» анализ «Медного
всадника». Основной оппозицией поэмы Белый считает противопоставление
государства и человека. Нева вовсе не противостоит творению Петра. Валы
наводнения и «сиянье шапок этих медных, насквозь простреленных в бою» – это
одно и то же античеловеческое лицо государства.
    Медный всадник – воплощение бесчеловечности. Дело не в том, прав ли
Белый в своем анализе поэмы Пушкина, а в том, что в «Петербурге» Медный
всадник таков. И такой взгляд присущ лишь москвичу. Даже Иннокентий
Анненский в своих жестких стихах о родном городе (москвич бы такого не
сумел), где гадается: «сочинил ли нас царский указ, потопить ли нас шведы
забыли», где выкрикивается: «ни кремлей, ни чудес, ни святынь!», где Петербург
воспринимается как «нелепая ошибка», все-таки на Медного всадника не
замахивался. Осторожно поэт замечает: «царь змеи раздавить не сумел и
проклятая стала наш идол». Змея плохая. А царь вроде ничего.
                                     97