ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
2.3. «Заглавный персонаж»
59
человек все более теряет Божьи заповеди, незаметно и неуклонно при-
ближаясь к черту.
«Монтажная» форма выявляет парадоксальную сущность приро-
ды Мефистофеля: обнаруживается не столько разрушительная (что вхо-
дит в «норму» действий сатаны), но саморазрушительная ее основа. Лю-
бые усилия Мефистофеля воплотиться в существа и частицы земного
мира, чтобы сразиться с
добром и победить его, обрекают его на провал
всей «операции»: ветхий мир, потерявший Бога, оставленный Богом, ле-
жащий во зле, не представляет уже достойной дьявола цели, но высту-
пает в качестве опасного аннигилирующего объекта. «Будь же добр!» –
завещает злой дух ребенку, но мир, вытесняя за черту бытия все спо-
собное
к развитию, обрекает младенца на гибель, на мефистофельское
предсмертное благословение, – тем самым лишая самого «проповедни-
ка» творящего начала, «уплощая», возвращая к однозначности.
В других стихотворениях также демонстрируются мнимые побе-
ды духа зла. В третьем стихотворении, «Преступник», он «стал самим
преступником» и «человека скверного отпустил на волю», но толпа,
собравшаяся вокруг виселицы
, более преступна, чем осужденный, да и
самого чёрта может превзойти своей аморальностью. Создается не ин-
дивидуальный портрет титанического злодея, но ужасающее в своей
обыденности настроение толпы, стоящей в ожидании зрелища казни:
«Вешают убийцу в городе на площади, И толпа отовсюду смотрит не-
объятная!» Чудовищное преступление и жестокое наказание уже не
по-
трясают людей, смотрящих на смертную казнь как на увеселительное
зрелище, щекочущее нервы. Мефистофель показан знатоком психоло-
гии обывательской массы, легко управляемой злой волей, для чего он
прикинулся преступником и тем самым сделал два добрых дела «людям
из приязни: «Человека скверного отпустил на волю, А толпе дал зрели-
ще всенародной
казни» (БП. С. 136). В пятом стихотворении «Мефи-
стофель, незримый на рауте» светское общество полностью идентично
уличной толпе: «Веселы все были, Будто собрались Вешать человека,
Головою вниз!»
Носитель идеи зла умен, как и все его литературные собратья, на-
делен способностью казуистической полемичности. Характерна беседа
К.Д. Бальмонта со Случевским о поэме «Элоа
» и демонической тради-
ции, в том числе в ее лермонтовском варианте, приведенная в «Дневни-
ках» В.Я. Брюсова. В ответ на комплименты молодых поэтов автор по-
эмы и цикла о духе зла дал характерный ответ: «Просто демон нынеш-
Часть 2-я. «Мефистофель» К.К. Случевского: аспекты анализа
60
них дней умнее»
7
. И Сатана поэмы, и Мефистофель цикла умны, но их
мысль неплодотворна, ее продуктивность механистична.
В сфере творчества, как уже сказано, его тоже подстерегает крах.
Человеку обыденного сознания, в которого воплотился дьявол, не дано
созидания чудесного, небывалого. Масса может лишь тиражировать
чужие образцы. Даже «Цветок, сотворенный Мефистофелем» (название
шестого стихотворения) не
является произведением «чистого искусст-
ва», чистого в высшем оценочном плане. Цветок – только форма и сно-
видный фантом сознания умирающего, замерзающего в снегах. Каза-
лось бы, хоть в нем осуществился творческий дар Духа зла: «Нежней-
ших игл живые ткани, Его хрустальные листы Огнями северных сияний,
как соком красок, налиты!» (Т. 1. С. 139)
Однако
цветок имеет ту же оборотническую, оксюморонную при-
роду, что и его создатель. У него «живые ткани» хрустальных листов. Он
прославляется своим создателем (монологическое слово этого текста яв-
но принадлежит не автору, а Мефистофелю, но не исключено, что «ав-
тору-Мефистофелю»):
Чудна блестящая порфира,
В ней чары смерти, прелесть зла!
Он – отрицанье жизни мира,
Он – отрицание тепла! (БП. С. 139)
Но даже то создание, которым гордится дьявол, оказывается обы-
денным для него орудием уничтожения. Творческая функция оказыва-
ется фикцией, она подменяется «угоднической процедурой удовлетво-
рения любых проявлений естества»
8
. Поскольку подлинное целевое на-
значение всех превращений и действий Мефистофеля состоит в разру-
шении, то продукт его созидания – разрушителен. В то же время цветок
зла внутренне ущербен, как ущербна любая вещь, представляющая со-
бой «невероятно сложный продукт, в который вложено много труда»,
но находящаяся «не на уровне того труда, который
в него вложен»
9
.
Творение Мефистофеля является пустой формой из готовых и
чужих деталей, присвоенных им вне интенсивного духовного самопре-
оборения. И, как следствие этого процесса, является для его создателя
деталью механизма саморазрушения, самообмана. Как видим, интер-
претативная множественность ликов зла, вариационность образа Мефи-
стофеля корреспондируют с принципом перенасыщенности значений и
плюральностью позиций
10
постмодернизма.
Даже страшное адское пламя лишается своей магической силы,
поскольку направлено на могилы, в которые «идиоты опущены, Нищие
2.3. «Заглавный персонаж» 59 60 Часть 2-я. «Мефистофель» К.К. Случевского: аспекты анализа
человек все более теряет Божьи заповеди, незаметно и неуклонно при- них дней умнее»7. И Сатана поэмы, и Мефистофель цикла умны, но их
ближаясь к черту. мысль неплодотворна, ее продуктивность механистична.
«Монтажная» форма выявляет парадоксальную сущность приро- В сфере творчества, как уже сказано, его тоже подстерегает крах.
ды Мефистофеля: обнаруживается не столько разрушительная (что вхо- Человеку обыденного сознания, в которого воплотился дьявол, не дано
дит в «норму» действий сатаны), но саморазрушительная ее основа. Лю- созидания чудесного, небывалого. Масса может лишь тиражировать
бые усилия Мефистофеля воплотиться в существа и частицы земного чужие образцы. Даже «Цветок, сотворенный Мефистофелем» (название
мира, чтобы сразиться с добром и победить его, обрекают его на провал шестого стихотворения) не является произведением «чистого искусст-
всей «операции»: ветхий мир, потерявший Бога, оставленный Богом, ле- ва», чистого в высшем оценочном плане. Цветок – только форма и сно-
жащий во зле, не представляет уже достойной дьявола цели, но высту- видный фантом сознания умирающего, замерзающего в снегах. Каза-
пает в качестве опасного аннигилирующего объекта. «Будь же добр!» – лось бы, хоть в нем осуществился творческий дар Духа зла: «Нежней-
завещает злой дух ребенку, но мир, вытесняя за черту бытия все спо- ших игл живые ткани, Его хрустальные листы Огнями северных сияний,
собное к развитию, обрекает младенца на гибель, на мефистофельское как соком красок, налиты!» (Т. 1. С. 139)
предсмертное благословение, – тем самым лишая самого «проповедни- Однако цветок имеет ту же оборотническую, оксюморонную при-
ка» творящего начала, «уплощая», возвращая к однозначности. роду, что и его создатель. У него «живые ткани» хрустальных листов. Он
В других стихотворениях также демонстрируются мнимые побе- прославляется своим создателем (монологическое слово этого текста яв-
ды духа зла. В третьем стихотворении, «Преступник», он «стал самим но принадлежит не автору, а Мефистофелю, но не исключено, что «ав-
преступником» и «человека скверного отпустил на волю», но толпа, тору-Мефистофелю»):
собравшаяся вокруг виселицы, более преступна, чем осужденный, да и Чудна блестящая порфира,
самого чёрта может превзойти своей аморальностью. Создается не ин- В ней чары смерти, прелесть зла!
Он – отрицанье жизни мира,
дивидуальный портрет титанического злодея, но ужасающее в своей
Он – отрицание тепла! (БП. С. 139)
обыденности настроение толпы, стоящей в ожидании зрелища казни:
«Вешают убийцу в городе на площади, И толпа отовсюду смотрит не- Но даже то создание, которым гордится дьявол, оказывается обы-
объятная!» Чудовищное преступление и жестокое наказание уже не по- денным для него орудием уничтожения. Творческая функция оказыва-
трясают людей, смотрящих на смертную казнь как на увеселительное ется фикцией, она подменяется «угоднической процедурой удовлетво-
зрелище, щекочущее нервы. Мефистофель показан знатоком психоло- рения любых проявлений естества»8. Поскольку подлинное целевое на-
гии обывательской массы, легко управляемой злой волей, для чего он значение всех превращений и действий Мефистофеля состоит в разру-
прикинулся преступником и тем самым сделал два добрых дела «людям шении, то продукт его созидания – разрушителен. В то же время цветок
из приязни: «Человека скверного отпустил на волю, А толпе дал зрели- зла внутренне ущербен, как ущербна любая вещь, представляющая со-
ще всенародной казни» (БП. С. 136). В пятом стихотворении «Мефи- бой «невероятно сложный продукт, в который вложено много труда»,
стофель, незримый на рауте» светское общество полностью идентично но находящаяся «не на уровне того труда, который в него вложен»9.
уличной толпе: «Веселы все были, Будто собрались Вешать человека, Творение Мефистофеля является пустой формой из готовых и
Головою вниз!» чужих деталей, присвоенных им вне интенсивного духовного самопре-
Носитель идеи зла умен, как и все его литературные собратья, на- оборения. И, как следствие этого процесса, является для его создателя
делен способностью казуистической полемичности. Характерна беседа деталью механизма саморазрушения, самообмана. Как видим, интер-
К.Д. Бальмонта со Случевским о поэме «Элоа» и демонической тради- претативная множественность ликов зла, вариационность образа Мефи-
ции, в том числе в ее лермонтовском варианте, приведенная в «Дневни- стофеля корреспондируют с принципом перенасыщенности значений и
ках» В.Я. Брюсова. В ответ на комплименты молодых поэтов автор по- плюральностью позиций10 постмодернизма.
эмы и цикла о духе зла дал характерный ответ: «Просто демон нынеш- Даже страшное адское пламя лишается своей магической силы,
поскольку направлено на могилы, в которые «идиоты опущены, Нищие
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- …
- следующая ›
- последняя »
