Анализ и интерпретация лирического цикла: "Мефистофель" К.К. Случевского. Мирошникова О.В. - 44 стр.

2.7. Архитектоника и композиция                                   87    88               Часть 2-я. «Мефистофель» К.К. Случевского: аспекты анализа

       В другой плоскости действует интегративный принцип мотивной      ся неожиданно, а затем «рифмующийся» с подобными же «вершинами»
соотносительности. Мотив преступной или безмысленной толпы, сопри-      смысла иных уровней.
родной Мефистофелю, сближает стихотворения «Преступник», «Мефи-                Данные наблюдения провоцируют вывод: архитектоника носит
стофель, незримый на рауте», «В вертепе», «Полишинели». Тема искус-     «полигональный»2 характер. Десять стихотворений – десять «сцен»,
ства активизирует переклички иного рода: демонстрируются «произведе-    раскрывающих грани сознания и действия Мефистофеля, обнаруживаю-
ния», «достижения» и «возможности» злой силы из разрушительной пре-     щих тождество мира и духа зла. В то же время это и десять дьявольских
вращаться в псевдосозидательную. Она объединяет ситуатемы цветка зла    заповедей, десять точек приложения сил Мефистофеля в современно-
и смерти, музейной коллекции – склада и костюмерной, а также социаль-   сти. В плане персонажной самооценки это десять победительных вне-
ной режиссуры в театре современных полишинелей.                         дрений злой силы в божий мир. Однако в другом, зазеркальном, аспекте
       Следует обозначить группу стихотворений, единство которых до     это и десять этапов саморазрушения дьявола, «раздробляющего вели-
сего времени не замечено исследователями цикла, в том числе и авто-     кую душу» свою.
ром этих строк, – галерею «портретов» жертв злого мира и Мефистофе-            Иная по сути авторская образно-оценочная сфера создает соизме-
ля, не столько вступающего с этим миром в противоборство, сколько       рение зла / добра, созидания / разрушения контрарного характера: десять
соприродного ему. Среди жертв одни даны крупным планом, другие –        частей – десять зеркальных осколков когда-то единой силы, противосто-
как сонмы погибших. В их числе «подкидыш» («На кладбище»), полу-        явшей столь же мощной энергии добра, утраченной ветшающим совре-
сумасшедший («Шарманщик»), замерзающий («Цветок, сотворенный            менным миром. Десять фрагментов – серия оборотнических превраще-
Мефистофелем»), «безмолвные грешники» и кроткие идиоты, которых         ний Мефистофеля-лжеца, знаменующих, как ни парадоксально, мастер-
адское пламя жжет не в аду, но еще на земле («Соборный сторож»), че-    ство актерского перевоплощения, умения жонглировать личинами и
ловеческие сонмы жертв «крещеной культуры» («В вертепе») и «карто-      масками, идеями и позициями.
нажных полишинелей» из десятого стихотворения.                                 Поэт наделяет своего Мефистофеля образно-семантическим «по-
       Особенности субъектного плана тоже дифференцируют стихотво-      лиморфизмом»3, т. е. способностью в зависимости от условий земной
рения-фрагменты двух типов: открыто-речевого самоопределения пер-       социальной среды, в которой он воплощается, образовывать несколько
сонажа (первое, второе и девятое) и авторского иронико-оценочного       различных модификаций, оставаясь при этом носителем разрушитель-
(третье, пятое и седьмое).                                              ного начала вне зависимости от своих конкретных, подчас даже созида-
       Возникают сложные рефренные линии, прихотливый ритмиче-          тельных намерений.
ский рисунок, проступает мозаическая основа композиции. Многоуров-             Логику расположения стихотворений в немалой мере определяет
невый характер внутренних связей, основанных то на «пространствен-      хронотоп, его условный и конкретно-исторический уровни. Простран-
ном изменении», то на «сюжетно-ситуативной неожиданности», то на        ственное и мотивное движение «от абстрактного к конкретному», «от
«перекличке стиховых ритмов», подчиняет себе всю структуру цикла.       космического к историческому и бытовому» действительно является
       Принципы связи стихотворений множественны. Здесь и паралле-      стержневым. Однако трудно согласиться с тем, что «максимальный –
лизм, и контрастная «со-противопоставленность» (выражение Л.Е. Ля-      Вселенский – масштаб» действует на протяжении всего текстового по-
пиной), и «амебейный» способ, и мозаический. При некоторой, уже от-     ля, что «образы астрального мира становятся лейтмотивными для всего
мечавшейся близости цикла балладному канону, сюжетный план не но-       цикла»4. Скорее в пределах всего циклического контекста определяю-
сит характера событийной целеустремленности, не содержит point и        щим можно считать взаимодействие двух типов градации пространст-
развязки. Этим особенностям соответствует рецептивная специфика цик-    венной и временной образности: возвышающей и понижающей.
ла: в воспринимающем сознании «Мефистофель» поворачивается то од-              Композиционный рисунок цикла лишен сюжетной динамики в
ним, то другим своим планом, высвечиваются различные грани автор-       аспекте саморазвития персонажа. Духу зла не дано ни духовно-нрав-
ской концепции, акцентируются различные свойства персонажа. И в         ственного развития, ни настоящего противоборства с каким-либо анта-
каждом из ракурсов – свой «пик» семантики, чаще всего вскрывающий-      гонистом, «ни любви, ни ненависти». Он – некое гротескное существо.