Анализ и интерпретация лирического цикла: "Мефистофель" К.К. Случевского. Мирошникова О.В. - 53 стр.

UptoLike

Составители: 

2.9. Стилевые параметры персонажа
105
Заметим, что понятие антигероя, используемое В.С. Соловьевым,
пришло в культурный обиход со страниц «Записок из подполья»
Ф.М. Достоевского, где подпольный повествователь в процессе само-
рефлексии высказывает критическое суждение о собственном, как он
его называет, «романе»: «В романе надо героя, а тут нарочно собраны
все черты для антигероя…» (Т. 5. С
. 178). Современные исследователи
творчества Достоевского не считают эту самохарактеристику свойством
лишь персонажа «подполья», отграничивающим его от персонажей дру-
гих произведений. Так, В.А. Свительский утверждает, что «это обозна-
чение приоткрывает творческие интенции Достоевского-художника и
принципы его характерологии, а в качестве метафоры подходит ко мно-
гим героям писателя…». Принцип создания подобного
образа, по мне-
нию исследователя, состоит в «преувеличении и заострении, в отклоне-
нии от повторяющегося образца, во взрыве-переворачивании привычно-
го…»
3
. Достоевский «ориентируется при изображении характеров на об-
раз-аномалию, выпадающий из обычного, часто встречающегося. Внеш-
ним признакам антигероя соответствует и структура характера, в кото-
ром "кишат" "противоположные элементы
4
.
В авторском контексте Случевского появление подобного образа
знаменовало поворот от позиции социальной индифферентности как
основы гротескно-игровой иронии ранней лирики к позиции философ-
ского скептицизма, определившей параметры парадоксальной, мрачно-
иронической образности среднего этапа творчества.
Показательно, что травестирование романтического персонажа
Случевским основным вектором имеет направленность на вскрытие
психологии толпы, массы, – и
в этом он опережает многих писателей и
мыслителей своего времени, решительно трансформируя философско-
этическую парадигму классики. По мнению И.А. Бондаренко, «если
классика знала материальное (вещественное) и идеальное (ментальное),
то неклассическая эпоха связана с открытием неких духовно-материаль-
ных образований, своеобразных сцепок, которые имеют «злокачествен-
ные» (патогенные, разрушающие пространство смысла) или
«доброка-
чественные» (удачные, в смысле способности производить порядок, а не
хаос) свойства
5
.
В статье КЛЭ антигерой получает расширительную типологиче-
скую характеристику. Это «тип литературного героя, лишенный под-
линных героических черт, но занимающий центральное место в произ-
ведении и выступающий в той или иной степени доверенным лицом
автора…». Он «оказывается не столько предметом авторского сострада-
Часть 2-я. «Мефистофель» К.К. Случевского: аспекты анализа
106
ния, сколько выразителем самочувствия писателя во враждебном ему
мире, его потерянности и отчужденности»
6
. Для Случевского его анти-
герой-дьявол является «мерой» злой энергии, растворенной в современ-
ном ему мире, «эталоном» враждебных автору тенденций общественно-
го развития.
В одно и то же время полемическая интенция адресована не только
современным оппонентам: «усталым умам», потерявшим веру, «нравст-
венным пигмеям», мечтающим «жить и не тужить», измельчавшим дон-
кихотам, составившим «ломаный народ борцов-полукалек». Иронико-
скептической проверке и переоценке подлежит сам литературный канон
воплощения зла как доромантической, так и романтической эпохи с его
тенденцией героизации дьявольского образа. Таким образом, соглашаясь
с мнением исследователей, что программная идея цикла: универсализм
«мефистофельского начала» в мире, следует заметить: вектор развития
идеи направлен
в сторону этико-семантического снижения, травестиро-
вания, деромантизации литературного канона (на что указывалось).
Мефистофель и человек-восьмидесятник меняются местами. Ре-
альный тип превращен в куклу, «фигурку», «картонажного полишинеля»,
дьявол-оборотень становится актером, разыгрывает роли мелких типов
эпохи.
Недаром в трактовке образа Сатаны из поэмы Случевского «Элоа»,
родственного Мефистофелю, в сопоставлении с
образом Демона лер-
монтовской поэмы (о чем говорилось в разделе 2.2), философу В.Н. Иль-
ину важно было подчеркнуть идею самопоражения зла. Ангел Элоа
«не жертва, а защитница» добра, обладающая не только кротостью Та-
мары, но и мощным пафосом противостояния злу, не может смирить
гордость Сатаны, привести на путь спасения. При
всей любви и готов-
ности к самопожертвованию, «терпит катастрофическое крушение»
7
. Но
и злой дух не может подчинить себе Элоа, в которой соединена природа
небесная (ангел, боец Войска Небесного) и земная (женщина, дочь Сле-
зы Христовой). Лишение автором своего Мефистофеля-восьмидесят-
ника ситуации любви-борьбы можно расценить как один из приемов
деромантизации канонического сюжета.
Несмотря на демонстрируемое могущество, Мефистофель Слу-
чевского
испытывает на себе власть времени, в котором воплотился.
Негероический характер эпохи сказался в том, что величественная фи-
гура повелителя сил зла под пером писателя 1880-х годов не просто
снижается, но растворяется в буднях, «затканных паутиной», срастается
с ними. Однако именно утрата цельности, проникновение в быт только
2.9. Стилевые параметры персонажа                               105    106             Часть 2-я. «Мефистофель» К.К. Случевского: аспекты анализа

       Заметим, что понятие антигероя, используемое В.С. Соловьевым,   ния, сколько выразителем самочувствия писателя во враждебном ему
пришло в культурный обиход со страниц «Записок из подполья»            мире, его потерянности и отчужденности»6. Для Случевского его анти-
Ф.М. Достоевского, где подпольный повествователь в процессе само-      герой-дьявол является «мерой» злой энергии, растворенной в современ-
рефлексии высказывает критическое суждение о собственном, как он       ном ему мире, «эталоном» враждебных автору тенденций общественно-
его называет, «романе»: «В романе надо героя, а тут нарочно собраны    го развития.
все черты для антигероя…» (Т. 5. С. 178). Современные исследователи          В одно и то же время полемическая интенция адресована не только
творчества Достоевского не считают эту самохарактеристику свойством    современным оппонентам: «усталым умам», потерявшим веру, «нравст-
лишь персонажа «подполья», отграничивающим его от персонажей дру-      венным пигмеям», мечтающим «жить и не тужить», измельчавшим дон-
гих произведений. Так, В.А. Свительский утверждает, что «это обозна-   кихотам, составившим «ломаный народ борцов-полукалек». Иронико-
чение приоткрывает творческие интенции Достоевского-художника и        скептической проверке и переоценке подлежит сам литературный канон
принципы его характерологии, а в качестве метафоры подходит ко мно-    воплощения зла как доромантической, так и романтической эпохи с его
гим героям писателя…». Принцип создания подобного образа, по мне-      тенденцией героизации дьявольского образа. Таким образом, соглашаясь
нию исследователя, состоит в «преувеличении и заострении, в отклоне-   с мнением исследователей, что программная идея цикла: универсализм
нии от повторяющегося образца, во взрыве-переворачивании привычно-     «мефистофельского начала» в мире, следует заметить: вектор развития
го…»3. Достоевский «ориентируется при изображении характеров на об-    идеи направлен в сторону этико-семантического снижения, травестиро-
раз-аномалию, выпадающий из обычного, часто встречающегося. Внеш-      вания, деромантизации литературного канона (на что указывалось).
ним признакам антигероя соответствует и структура характера, в кото-         Мефистофель и человек-восьмидесятник меняются местами. Ре-
ром "кишат" "противоположные элементы"»4.                              альный тип превращен в куклу, «фигурку», «картонажного полишинеля»,
       В авторском контексте Случевского появление подобного образа    дьявол-оборотень становится актером, разыгрывает роли мелких типов
знаменовало поворот от позиции социальной индифферентности как         эпохи.
основы гротескно-игровой иронии ранней лирики к позиции философ-             Недаром в трактовке образа Сатаны из поэмы Случевского «Элоа»,
ского скептицизма, определившей параметры парадоксальной, мрачно-      родственного Мефистофелю, в сопоставлении с образом Демона лер-
иронической образности среднего этапа творчества.                      монтовской поэмы (о чем говорилось в разделе 2.2), философу В.Н. Иль-
       Показательно, что травестирование романтического персонажа      ину важно было подчеркнуть идею самопоражения зла. Ангел Элоа –
Случевским основным вектором имеет направленность на вскрытие          «не жертва, а защитница» добра, обладающая не только кротостью Та-
психологии толпы, массы, – и в этом он опережает многих писателей и    мары, но и мощным пафосом противостояния злу, не может смирить
мыслителей своего времени, решительно трансформируя философско-        гордость Сатаны, привести на путь спасения. При всей любви и готов-
этическую парадигму классики. По мнению И.А. Бондаренко, «если         ности к самопожертвованию, «терпит катастрофическое крушение»7. Но
классика знала материальное (вещественное) и идеальное (ментальное),   и злой дух не может подчинить себе Элоа, в которой соединена природа
то неклассическая эпоха связана с открытием неких духовно-материаль-   небесная (ангел, боец Войска Небесного) и земная (женщина, дочь Сле-
ных образований, своеобразных сцепок, которые имеют «злокачествен-     зы Христовой). Лишение автором своего Мефистофеля-восьмидесят-
ные» (патогенные, разрушающие пространство смысла) или «доброка-       ника ситуации любви-борьбы можно расценить как один из приемов
чественные» (удачные, в смысле способности производить порядок, а не   деромантизации канонического сюжета.
хаос) свойства5.                                                             Несмотря на демонстрируемое могущество, Мефистофель Слу-
       В статье КЛЭ антигерой получает расширительную типологиче-      чевского испытывает на себе власть времени, в котором воплотился.
скую характеристику. Это «тип литературного героя, лишенный под-       Негероический характер эпохи сказался в том, что величественная фи-
линных героических черт, но занимающий центральное место в произ-      гура повелителя сил зла под пером писателя 1880-х годов не просто
ведении и выступающий в той или иной степени доверенным лицом          снижается, но растворяется в буднях, «затканных паутиной», срастается
автора…». Он «оказывается не столько предметом авторского сострада-    с ними. Однако именно утрата цельности, проникновение в быт только