Лингвистический анализ поэтического текста. Новак М.О. - 19 стр.

                                    20

ощущение самого ездока, угадываемого в санях, «и это уже не только восторг
перед “чудным”, но и грусть среди безлюдья. Наблюдаемый мир становится
пережитым миром – из внешнего превращается во внутренний, “интериоризи-
руется”» [Гаспаров 2001: 28].
     Для анализа пространственных характеристик текста очень значимы ука-
зательные местоимения (этот, тот и их формы). Как заметила И.И. Ков-
тунова, «дейктические местоимения в поэтическом тексте утрачивают прису-
щую разговорной речи тождественность указательному жесту… и приобрета-
ют условно-изобразительный характер» [Ковтунова 1986: 25]. То же самое
можно сказать и о «пространственных» наречиях «здесь» и «там». «Здесь» в
поэтической речи, как правило, намечает некоторое пространство, где проис-
ходит лирическое событие. Отсутствие точной локализации способствует от-
влечению, обобщению этого события, что так характерно для поэзии, где лю-
бой частный факт служит средством «обнажения» сущности мира и жизни че-
ловека. Слово «там» обладает более широким диапазоном, так как может
обозначать пространство, не только доступное физическому восприятию, но и
невидимое. Такое употребление наречия «там» очень характерно для идио-
стилей Тютчева и Фета, а позднее – Блока [см. Ковтунова 1986: 48-51].
     Временные отношения в поэтическом тексте представлены видовремен-
ными формами глаголов. При этом прошедшее время обычно приближено к
читателю, актуализировано. Что касается настоящего времени, оно, по на-
блюдениям И.Р.Гальперина, в разных языках «выражает наиболее обобщен-
ное время. Оно как бы имеет разнонаправленные векторы – в прошлое и в
будущее… Настоящее в художественном произведении фактически вневре-
менно…» [Гальперин 1981: 99]. Как подчеркивают современные исследовате-
ли, «формы настоящего времени – основной способ презентации вечных ис-
тин, независимых от субъекта» [Бабенко 2003: 116-117].
     Выше упоминалось о том, что поэтическому тексту присуща не только
обращенность лирического «я» к окружающему миру, но и диалогическая об-
ращенность к некоему Другому, которая также участвует в построении модели
мира, задавая субъектно-объектные отношения. Адресатом или объектом по-
этической рефлексии могут быть Бог, природа, возлюбленная, друг, читатель,
даже, наконец, собственный внутренний мир лирического героя (ср. тютчев-
ское: «О вещая душа моя, / О сердце, полное тревоги…»). В связи с этим
большой вес приобретают в тексте отношения между личными местоиме-
ниями. Так, оппозиции «я» - «ты» или «я» - «они» могут взаимодействовать с
обобщающим «мы», как, например, у Ф.И.Тютчева: «Вот тот мир, где жили мы
с тобою, / Ангел мой, ты видишь ли меня?», - или же в «Думе» М.Ю.Лер-
монтова, где лирическому «я» противопоставлено «оно» («наше поколенье»),
однако эта оппозиция снимается затем в «мы» [см. Лотман 1994: 165-173].
     Среди частей речи, выражающих реляционные отношения, весьма зна-
чимы и союзы. Так, например, рассматривая пушкинские строки «В тревоге
пестрой и бесплодной / Большого света и двора», Ю.М.Лотман делает тонкое
наблюдение, которое стоит привести целиком: «Рядом, в форме подчеркнуто-
го параллелизма, поставлены два союза «и», две, как будто тождественные,
грамматические конструкции. Однако они не тождественны, а параллельны, и
сопоставление их лишь подчеркивает разницу. Во втором случае «и» соеди-
няет настолько равные члены, что даже теряет характер средства соедине-