Лингвистический анализ поэтического текста. Новак М.О. - 7 стр.

                                     8

/ Но изменили и оне» (Ф.И.Тютчев).
      4. Усеченные (не следует путать их с краткими, ср. усеченное мрáчна
ночь, краткое: ночь мрачнá) формы прилагательных и причастий, а также су-
ществительных местоименного склонения: «В безмолвии внимай, вселенна:
/Се хощет лира восхищенна / Гласить велики имена» (М.В.Ломоносов). Эти
формы особенно характерны для поэзии XVIII и начала XIX века, ср., в част-
ности, у раннего Пушкина: «Тайком взошед в диванну, / <…> / О, как тебя за-
стану, / Любезная сестра? <…> Иль моську престарелу, / В подушках поседе-
лу, / Окутав в длинну шаль…». Как видим, такие решения становятся возмож-
ны не только в высоком одическом стиле, но и в ироническом дружеском по-
слании.
      5. Употребление народно-разговорных (диалектных) форм существи-
тельных среднего рода типа имя, время. Известно, что в севернорусских гово-
рах эти имена консонантного склонения в результате морфологического
обобщения стали изменяться по типу *jо-основ: в именительном име, в роди-
тельном имя, в дательном имю и т.д. Там, где сохранялась начальная форма
на -мя, в косвенных падежах выступал суффикс -ян: время – времяни и т.п.
[Булаховский 1958: 164]. У писателей XIX века можно встретить оба варианта,
например: «То к темю их прижмет» (И.А.Крылов – Булаховский, с. 164);
«Время нет» (А.С.Грибоедов); «Из пламя и света / Рожденное слово»
(М.Ю.Лермонтов); формы имян, времян, как отмечает Л.А.Булаховский, также
встречаются у Грибоедова, Пушкина, Батюшкова [там же].
     Лексический уровень
     Применительно к этому уровню приходится говорить о двух группах фак-
тов, требующих пояснений, – о лексических значениях славянизмов и архаиз-
мов и тех слов (в том числе заимствованных), которые продолжают оставать-
ся в активном современном употреблении со значительными изменениями в
семантике.
     Рассматривая семантику архаизмов, следует всегда учитывать то «худо-
жественное задание» [см. Жирмунский 1975: 434-435], которому подчинено
употребление той или иной лексической единицы. Так, например, стихотворе-
ние А.С.Пушкина «Пророк» представляет собой, как известно, поэтическое
переложение 6-й главы ветхозаветной книги пророка Исаии, и исключительно
широкое использование в нем славянизмов и общеславянских архаизмов оп-
ределено именно библейской темой. Здесь можно обратить внимание на се-
мантику таких архаических форм, как зеницы ‘зрачки’, десницею ‘правою ру-
кою’, уста ‘рот’, горний ‘верхний’, дольней ‘нижней’, отверзлись, отверстую
‘раскрылись, раскрытую’, виждь ‘смотри’, внемли ‘слушай’, глаголом ‘словом’
(возможно, ‘словом и деянием’, поскольку в языке Библии эти два понятия
были неразрывны).
     Иная ситуация – в стихотворении «Я памятник себе воздвиг нерукотвор-
ный». В нем тоже достаточно много лексических славянизмов, однако их за-
дача – создание не библейского колорита, но торжественного, возвышенного
тона, столь характерного для стихов Пушкина о предназначении поэтического
творчества. Если первое стихотворение В.В.Виноградов отнес бы к «стили-
стической струе» религиозной лирики, то второе – к «струе» лирической пате-
тики [см. Виноградов 1982: 250 след.]. Достаточно указать на определение
«нерукотворный» в первой строке, которое вне пушкинского контекста очень