Лингвистический анализ поэтического текста. Новак М.О. - 8 стр.

                                     9

четко соотносится с церковной традицией: «Нерукотворный (Нерукотворен-
ный) Образ» означает изображение лика Христова, запечатленного чудесным
образом на полотне. Следовательно, «нерукотворный» - ‘имеющий божест-
венное происхождение’, и контекст стихотворения наделяет данным качест-
вом поэзию вообще и пушкинское творчество в частности, поскольку именно
оно и представляет собой «памятник» поэту. Кроме того, здесь «работает» и
буквальное значение сложного прилагательного: «нерукотворный» – ‘сделан-
ный не руками’. А именно такова поэзия, коль скоро «материал» ее обрабаты-
вается не руками, но мыслью и словом. Таким образом, церковнославянский
по происхождению эпитет, имеющий в богослужебном употреблении жесткую
сочетаемость, прилагается в пушкинском тексте к новому определяемому
слову и обогащает семантику последнего новыми нюансами.
     Еще большую стилистическую и семантическую нагрузку способны нести
лексические славянизмы в поэзии XX в. Ср. у С.А.Есенина: «Дух бродяжий! Ты
все реже, реже / Расшевеливаешь пламень уст», «Все мы, все мы в этом ми-
ре тленны, / <…> / Будь же ты вовек благословенно, / Что пришло процвесть
и умереть». Известно, что в целом идиостиль (т. е. индивидуальный стиль)
Есенина тяготеет к нейтральной и просторечной (ср. в том же стихотворении:
«И страна березового ситца / Не заманит шляться босиком»), порой – диа-
лектной лексике. На этом фоне славянизмы ощущаются как принадлежащие к
иной речевой среде и получают благодаря этому яркую «лексическую окра-
ску» [Тынянов 1965: 89-90].
      Как видим, анализ устаревшей лексики приводит к необходимости при-
нимать во внимание стилистические моменты, расширяя таким образом сфе-
ру собственно исторического комментирования. Теперь рассмотрим некото-
рые примеры семантических изменений в лексике, встречающейся у поэтов-
классиков и продолжающей жить в активном словаре русского литературного
языка.
     1. «Везде бичи, везде железы, / Законов гибельный позор, / Неволи не-
мощные слезы» (А.С.Пушкин). В этой строке можно прокомментировать два
момента. Во-первых, слово позор наряду со значением ‘посмешище, стыд,
поругание’ издревле могло употребляться и в значении ‘зрелище’, причем
именно второе, судя по данным этимологии и по числу приводимых в слова-
рях контекстов, было первичным. Ср.: бrсть qбо тъгда позоръ qмил~нъ (Гр.
Наз. XI в., 44) [Срезневский 1902: 1091-1092]. Именно в этом первичном зна-
чении выступает данное слово у Пушкина. Кроме того, нуждается в пояснении
и семантика определения. Н.М. Шанский указывает, что гибельный характе-
ризует форму законов (уточним: имеет, по сути, аппозитивный статус) и все
словосочетание в целом следует понимать как ‘зрелище погибающих законов’
[Шанский 1990: 11].
     2. «Вы согласитесь, мой читатель, / Что очень мило поступил / С печаль-
ной Таней наш приятель» (А.С.Пушкин). В данном случае обращает на себя
внимание семантический статус прилагательного, сохраняющего отдаленную
память о древнем синкретизме значения. Н.М.Шанский предлагает понимать с
печальной как ‘c достойной сожаления, печали’ [Шанский 1990: 19]. Таким об-
разом, здесь можно говорить о совмещении активного и пассивного начала в
данном контексте. Заметим, что подобная ситуация была очень характерна
для древнеславянского языка. Так, например, прилагательное qжасьнrи могло