ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
63
Муцараева, адресованные потенциальным сторонникам террористических
методов борьбы, находили отклик в душах людей, которые позже становились
исполнителями тер ак тов. На этих песнях воспитывали и продолжают
воспитывать шахидов. Женщины, которых готовили в смертницы «Нор д-Оста»
слушали Муцараева на тренировочных базах боевиков. И в последнюю ночь
перед штурмом, понимая, что конец уже близок, они опять
слушали эти песни –
там, в захваченном ДК на Дубровке, где впоследствии были найдены кассеты с
записями певца.
111
Говоря об информационно-художественном влиянии терроризма, столь
жестко проявившемся на примере творчес тва Т. Муцараева, особое внимание
следует обратить на теснейшу ю взаимосвязь религиозных убеждений,
исповедуемых носителями протеррористического сознания, их
апокалипсических нас троений с мортилатрическими комплексами
самоубийственных устремлений. Шах идс кие музыкально-художественные
тексты Т. Муцараева в этом отношении весьма показательны. Симптоматично,
что подобная тенденция
еще сто лет назад, в начале ХХ века была обозначена в
литератур ном творчес тве одного из самых известных эсеровских террористов
Бориса Савинкова.
Литер атура Серебряного века в лице Бориса Савинкова открыла
совершенно новую страницу в понимании аксиологической сущности
терроризма, включив тему религиозного сознания в контекст
террористического мировоззрения. В последней тр е ти XIX века революционная
деятельность
народовольцев базировалась на атеистических убеждениях,
априори отвергая бога и религиозную веру как абсолютно неприемлемую
форму мировоззрения. Видимо, такого же мнения придерживался и основатель
Боевой организации эсеров Григорий Гершуни и его восприемник Ев но Азеф.
Б. Савинков в повести «Конь бледный» сделал попытку совмещения
революционных террористических идеалов с религиозными христианскими
мотивами. Наиболее
полно эта тенденция проявилась в рассуждениях
террориста Ва ни, прообразом которого, вероятно, был Ива н Каляев. В образе
Вани писатель изобразил не религиозного фанатика, но человека, считающего
себя искренне верующим хрис тианином. Иван мучился в сетях неразрешимого
противоречия между христианской заповедью «Не убий!» и необходимостью
возмездия «сатрапам» и «палачам» самодержавной власти, угнетающим народ.
В
поисках аргументов, которые послужили бы оправданием нарушения
христианской заповеди, он признавал, что убийс тво есть тяжкий грех. Но
считал его возможным, если оно мотивируется жертвенной смертью во имя
любви к людям. «Но вспомни: нет больше той любви, как если за други своя
положить душу свою. Не жизнь, а душу. Пойм и, нужно
крестную муку
принять, нужно из любви на все решиться. Но непременно из любви и для
любви. Иначе, опять Смердяков, то есть путь к Смердякову. Во т я живу. Для
чего? Может быть, для смертного моего часа я живу. Молюсь: Господи, дай
111
Указ. соч. – С. 187.
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- …
- следующая ›
- последняя »
