История русской литературы. Ч.3. Полещук Л.З. - 13 стр.

под моей подушкой на каторге. Я читал ее иногда и читал другим». В «Записках из Мертвого дома»
рассказывается о таком чтении Евангелия молодому дагестанцу: «Однажды мы прочли с ним всю
Нагорную проповедь … Я спросил его, нравится ли ему то, что прочел … - Как хорошо! Что ж тебе
больше всего нравится? – А где он говорит: прощай, люби, не обижай и врагов люби. Ах, как хорошо он
говорит».
       И вот началась жизнь в Мертвом доме, в одной из самых суровых каторжных тюрем того
времени – в Омске, жизнь, с наполовину обритой головой и в серо-черной куртке с желтым тузом на
спине. Человек, живший среди книг и рукописей, был брошен в страшную толпу чужих людей. Все эти
четыре года Достоевский мало читал.
       «Помню, что во все это время, несмотря на сотни товарищей, я был в страшном уединении, и я
полюбил наконец это уединение. Одинокий душевно, я пересматривал всю прошлую жизнь мою…
судил себя один неумолимо и строго и даже в иной час благословлял судьбу за то, что она послала мне
это уединение…», - писал Достоевский в «Записках…». «Я давно не был в церкви. Великопостная
служба, так знакомая еще с далекого детства, в родительском доме, торжественные молитвы, земные
поклоны – все это расшевелило в душе моей далекое-далекое, минувшее… и, помню, мне очень приятно
было, когда, бывало, утром, по подмерзшей за ночь земле, нас водили под конвоем с заряженными
ружьями в Божий дом… Арестанты молились очень усердно, и каждый из них каждый раз приносил в
церковь свою нищенскую копейку на свечку… Тоже ведь и я человек, может быть, думал он или
чувствовал подавая, перед Богом-то все равны. Причащались мы за ранней обедней. Когда священник с
чашей в руках читал слова…».
       Достоевский писал брату Михаилу: «Вообще время для меня не потеряно. Если я узнал не
Россию, то народ русский хорошо, и так хорошо, как, может быть, не многие знают его». «Сколько я
вынес из каторги народных типов, характеров! Я сжился с ними и потому, кажется, знаю их порядочно.
Сколько историй бродяг и разбойников и вообще всего черного, горемычного быта! На целые томы
достанет. Что за чудный народ». По всей вероятности, замысел книги о «Мертвом доме» возник у
Достоевского еще на каторге. Лишенный возможности писать, он, разумеется, не переставал думать.
Находясь в госпитале, Достоевский получил от доктора разрешение писать. Первая из дошедших до нас
записных книжек писателя относится к периоду каторги, солдатчины, поселения. Это так называемая
«Сибирская тетрадь». Она была для Достоевского своеобразным конспектом: рассказы каторжников,
исповеди арестантов, жизненные ситуации, характеры, которые впоследствии воплощались в героев
произведений. Из 522 записей «Сибирской тетради» более 200-х сот использовано в «Записках…».
       Достоевского волновал в то время вопрос о получении разрешения на публикацию своих
произведений. Он предпринимает многие попытки, обращается к своему соученику по Инженерному
училищу – герою Севастопольской обороны генералу Тотлебену с просьбой ходатайствовать о
«возможности выйти из военной службы и перейти в статскую… Я желал бы иметь позволение
печатать». Однако все попытки оставались безрезультатными. Лишь в апреле 1857 года Достоевскому
были возвращены права потомственного дворянина и тем самым дано разрешение печататься.
       9 октября 1859 года Достоевский увлечено писал брату о двух новых замыслах, первый из них –
«Записки из Мертвого дома» (о каторге): «Там будет и серьезное, и мрачное, и юмористическое, и
народный разговор с особенным каторжным оттенком, и изображение личностей, никогда не слыханных
в литературе, и трогательное… Интерес будет наикапитальнейший… Я уверен, что публика прочтет это
с жадностию».
       1 сентября 1860 года в «Русском мире» - еженедельной, «политической, общественной и
литературной газете с музыкальными приложениями» - под заглавием «Записки из Мертвого дома»
были опубликованы Введение и глава Первая. Они прошли цензуру беспрепятственно. Продолжение
«Записок…» появилось в «Русском мире» в январе 1861 года. Вторая часть книги печаталась в 1862
году. Книгу Достоевского отличает документальный, автобиографический характер, и это придает книге
глубокое своеобразие, отличает по форме, языку, стилю от других произведений. Достоевский
размышлял о замысле «Записок…» в письме от 9 октября 1859 года: «Личность моя исчезнет. Это
записки неизвестного». В соответствии с этим замыслом во «Введении» Достоевский представляет
читателю не политического, а уголовного преступника Александра Петровича Горянчикова,
осужденного за убийство жены, как героя и рассказчика «Записок». Но это персонаж условный.
Введение его давало Достоевскому возможность придать «Запискам…» форму не мемуаров, а
художественного произведения. Не раз отмечалось, что введение этого образа могло быть вызвано
цензурными обстоятельствами (В.Кирпотин). Горянчиков не отождествлялся с автором «Записок…»,
ибо автор, как это видно уже из второй главы, пришел на каторгу в качестве политического
преступника. Начиная с этой главы, Достоевский ведет рассказ от себя, забыв о вымышленном

                                                14