ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
30
идею воспринял Кириллов у Ставрогина. В нем отрицание жизни соединяется с величайшим
жизнелюбием. Кириллов будто бы и живет с людьми, но живет как отшельник. Он претендует быть
новым «человекобогом», утверждая эту идею самоубийства. Гибель Кириллова страшна: он гибнет, как
кривляющаяся обезьяна, в узком простенке между дверью и шкафом, сцена гибели Кириллова не
передается переводу на логический язык, потому что «великий человек» гибнет как самая низкая
«скотина». Бунт Ипполита в том, что он не смог примириться с неизбежностью своей смерти, жизнь для
него была бесконечно важна, он оказывается ниже идеи самоубийства, следовательно, оказывается
человечнее. В этом – высота его души. Кириллов же совершил преступление над собой; он застрелился –
в этом его страшное осуждение, Бог его «мучил всю жизнь», и он ушел от Бога. Кириллов как будто
предвосхитил главную религиозную мысль Ницше о «сверхчеловеке». Кириллов в своем пророческом
исступлении перед самоубийством говорит своему «черту», Петру Верховенскому: «Слушай, слушай
большую идею: был на земле один день, и в середине земли стояли три креста. Один на кресте до того
веровал, что сказал другому: «Будешь со мною в раю». Кончился день, оба померли, пошли и не нашли
ни рая, ни воскресения. Не оправдалось сказанное. Слушай: этот человек был высший на земле,
составлял то, для чего ей жить. Вся планета, со всем, что на ней, без этого человека – одно
сумасшествие. Не было ни прежде, ни после ему такого же, и никогда, даже до чуда. В том и чудо, что
не было и не будет такого же никогда. А если так, если законы природы не пожалели и Этого, даже чудо
свое не пожалели, а заставили Его жить среди лжи и умереть за ложь, то, стало быть, вся планета есть
ложь и стоит на лжи и глупой насмешке. Стало быть, самые законы планеты – ложь и дьяволов
водевиль. Для чего же жить, отвечай, если ты человек?»
Достоевский совсем не знал Ницше, даже по имени, хотя лишь полгода спустя после окончания
«Братьев Карамазовых» и смерти Достоевского, задуман был, отчасти и набросан первый очерк
«Заратустры». Таким образом, два величайшие последние произведения Достоевского и Ницше почти
совпадают по времени. Кириллов говорит: «Для меня нет выше идеи, что Бога нет. За меня человеческая
история. Человек только и делал, что выдумывал Бога, чтобы жить, не убивая себя… Я один во
всемирной истории не захотел первый раз выдумывать Бога. Если нет Бога, то я Бог! – сознать, что нет
Бога и не сознать в то же время, что сам Богом стал, есть нелепость, иначе непременно убьешь себя
сам». Путь Кириллова – путь от непризнания Бога, к желанию истребить Его, к отрицанию Бога,
отрицанию самой «идеи о Боге», то есть к последнему безбожию, и, наконец, от безбожия к
самоотрицанию, самоистреблению – весь этот страшный путь, всю эту неразрывную цепь мистических
посылок и выводов проследил Достоевский в самом пророческом из всех созданных им образов –
Кириллове.
Второй двойник Ставрогина – Шатов. Шатов воплощает идею религиозную. Он подчеркнуто
национален. Шатов проповедует идею русского народа, но Шатова также всю жизнь мучает Бог. Бог для
Шатова – это тело народа. Шатов ищет Бога и находит его в народной идее. Идея Бога всегда
осуществляется в народе: нет народа без Бога, если это великий народ. Когда Боги становятся общими,
тогда умирают Боги и народы. В истории человечества не было ни одного народа без своего Бога. В идее
народности лежит коренная идея Бога. Каждый народ имеет своего Бога и исключает другого. В истории
человечества именно евреи дали истинного Бога – Христа. Греческие боги потрудились для того, чтобы
развивались искусства. Рим дал идею государства, идею католицизма. Франция развила эту идею до
всемирного владычества и породила социалистическую идею. Только один народ остался с Богом, народ
Богоносец – русский народ. Именно ему принадлежит будущее. Именно Россия должна спасти мир
своим православием, России принадлежит путь миссионерства. Но вместе с тем Шатов в этом
сомневается. Верит ли он в Бога? «Верю в Россию», в русский народ, в православие, а в Бога буду
верить. Так, атеистическое сознание окрашивается в православные тона. Шатов – бывший крепостной,
сын лакея. Лакейство – знак несамостоятельности, подражательности. Лакей в нижней среде – это тот
же барин. Шатову нужно порвать с барством.
Для Ставрогина, его цель – поджечь Россию с четырех сторон, свалить ее, уничтожить, чтобы
она погрязла в смуте и разврате. Петр Верховенский – мелкий бес, создал себе идола – Ставрогина.
Вокруг Ставрогина появляются и стягиваются все женские образы. Варвара Петровна Ставрогина –
мать, она первопричина, физическое порождение Ставрогина. Варвара Петровна – властная
аристократка, играющая в нигилистические игры. Подобная игра в нигилистические игры показывает
отклонение от веры. Для Достоевского нигилизм – это проявление и барства, и лакейства. Даша –
воспитанница Варвары Петровны, сестра Шатова, ей обещаны капитал, самостоятельность, но после
только смерти Варвары Петровны. Даша – чистая и невинная, пожертвовала бы собой, если бы
приказала Варвара Петровна и если бы ее выбрал Ставрогин. Лиза – жертва Ставрогина, она не может
быть равнодушна к изящной внешней форме. Лиза безумно влюбилась в Ставрогина. По своему
идею воспринял Кириллов у Ставрогина. В нем отрицание жизни соединяется с величайшим жизнелюбием. Кириллов будто бы и живет с людьми, но живет как отшельник. Он претендует быть новым «человекобогом», утверждая эту идею самоубийства. Гибель Кириллова страшна: он гибнет, как кривляющаяся обезьяна, в узком простенке между дверью и шкафом, сцена гибели Кириллова не передается переводу на логический язык, потому что «великий человек» гибнет как самая низкая «скотина». Бунт Ипполита в том, что он не смог примириться с неизбежностью своей смерти, жизнь для него была бесконечно важна, он оказывается ниже идеи самоубийства, следовательно, оказывается человечнее. В этом – высота его души. Кириллов же совершил преступление над собой; он застрелился – в этом его страшное осуждение, Бог его «мучил всю жизнь», и он ушел от Бога. Кириллов как будто предвосхитил главную религиозную мысль Ницше о «сверхчеловеке». Кириллов в своем пророческом исступлении перед самоубийством говорит своему «черту», Петру Верховенскому: «Слушай, слушай большую идею: был на земле один день, и в середине земли стояли три креста. Один на кресте до того веровал, что сказал другому: «Будешь со мною в раю». Кончился день, оба померли, пошли и не нашли ни рая, ни воскресения. Не оправдалось сказанное. Слушай: этот человек был высший на земле, составлял то, для чего ей жить. Вся планета, со всем, что на ней, без этого человека – одно сумасшествие. Не было ни прежде, ни после ему такого же, и никогда, даже до чуда. В том и чудо, что не было и не будет такого же никогда. А если так, если законы природы не пожалели и Этого, даже чудо свое не пожалели, а заставили Его жить среди лжи и умереть за ложь, то, стало быть, вся планета есть ложь и стоит на лжи и глупой насмешке. Стало быть, самые законы планеты – ложь и дьяволов водевиль. Для чего же жить, отвечай, если ты человек?» Достоевский совсем не знал Ницше, даже по имени, хотя лишь полгода спустя после окончания «Братьев Карамазовых» и смерти Достоевского, задуман был, отчасти и набросан первый очерк «Заратустры». Таким образом, два величайшие последние произведения Достоевского и Ницше почти совпадают по времени. Кириллов говорит: «Для меня нет выше идеи, что Бога нет. За меня человеческая история. Человек только и делал, что выдумывал Бога, чтобы жить, не убивая себя… Я один во всемирной истории не захотел первый раз выдумывать Бога. Если нет Бога, то я Бог! – сознать, что нет Бога и не сознать в то же время, что сам Богом стал, есть нелепость, иначе непременно убьешь себя сам». Путь Кириллова – путь от непризнания Бога, к желанию истребить Его, к отрицанию Бога, отрицанию самой «идеи о Боге», то есть к последнему безбожию, и, наконец, от безбожия к самоотрицанию, самоистреблению – весь этот страшный путь, всю эту неразрывную цепь мистических посылок и выводов проследил Достоевский в самом пророческом из всех созданных им образов – Кириллове. Второй двойник Ставрогина – Шатов. Шатов воплощает идею религиозную. Он подчеркнуто национален. Шатов проповедует идею русского народа, но Шатова также всю жизнь мучает Бог. Бог для Шатова – это тело народа. Шатов ищет Бога и находит его в народной идее. Идея Бога всегда осуществляется в народе: нет народа без Бога, если это великий народ. Когда Боги становятся общими, тогда умирают Боги и народы. В истории человечества не было ни одного народа без своего Бога. В идее народности лежит коренная идея Бога. Каждый народ имеет своего Бога и исключает другого. В истории человечества именно евреи дали истинного Бога – Христа. Греческие боги потрудились для того, чтобы развивались искусства. Рим дал идею государства, идею католицизма. Франция развила эту идею до всемирного владычества и породила социалистическую идею. Только один народ остался с Богом, народ Богоносец – русский народ. Именно ему принадлежит будущее. Именно Россия должна спасти мир своим православием, России принадлежит путь миссионерства. Но вместе с тем Шатов в этом сомневается. Верит ли он в Бога? «Верю в Россию», в русский народ, в православие, а в Бога буду верить. Так, атеистическое сознание окрашивается в православные тона. Шатов – бывший крепостной, сын лакея. Лакейство – знак несамостоятельности, подражательности. Лакей в нижней среде – это тот же барин. Шатову нужно порвать с барством. Для Ставрогина, его цель – поджечь Россию с четырех сторон, свалить ее, уничтожить, чтобы она погрязла в смуте и разврате. Петр Верховенский – мелкий бес, создал себе идола – Ставрогина. Вокруг Ставрогина появляются и стягиваются все женские образы. Варвара Петровна Ставрогина – мать, она первопричина, физическое порождение Ставрогина. Варвара Петровна – властная аристократка, играющая в нигилистические игры. Подобная игра в нигилистические игры показывает отклонение от веры. Для Достоевского нигилизм – это проявление и барства, и лакейства. Даша – воспитанница Варвары Петровны, сестра Шатова, ей обещаны капитал, самостоятельность, но после только смерти Варвары Петровны. Даша – чистая и невинная, пожертвовала бы собой, если бы приказала Варвара Петровна и если бы ее выбрал Ставрогин. Лиза – жертва Ставрогина, она не может быть равнодушна к изящной внешней форме. Лиза безумно влюбилась в Ставрогина. По своему 30
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- …
- следующая ›
- последняя »