ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
56
сына, относится к этому увлечению поначалу весьма одобрительно: «…ничто, по ее понятиям, не давало
последней отделки блестящему молодому человеку, как связь в высшем обществе». А потом становится
первейшим и непримиримым врагом Анны. Почему люди света начинают отворачиваться от Анны, если
они так охотно и просто прощают легкие светские измены? Может быть, именно потому, что у Анны не
легкая связь, что ее чувство серьезное, по-настоящему открытое, сильное. Но тогда кто же виноват? Кто
больше виноват? Светское общество с его испорченными, безнравственными понятиями и
безнравственными людьми или Анна?
Эпиграф романа, столь категорический в своем прямом, исходном значении, открывается
читателю еще иным возможным смыслом: «Мне отмщение, и Аз воздам». Только Бог имеет право
наказывать, а люди судить не имеют права. Из всех романов Толстого «Анна Каренина» по своей
внутренней структуре ближе всего к романам Достоевского. Недаром Достоевский так особенно
выделял именно это произведение Толстого. В «Анне Карениной» не ни одной исключительной и
безусловной правды – в ней многие правды сосуществуют и одновременно сталкиваются между собой.
Есть правда Анны и правда Каренина, есть правда нравственных принципов и правда человечески
живая. Анна виновата, но ее вина человечна, а вина света по отношению к ней бесчеловечна. Каренин во
время болезни Анны простил ее и готов дать развод, но ему мешают предрассудки общества, к которому
он принадлежит, и превратные (тоже этим обществом освященные) представления о достоинстве и
чести, и государственные законы, которые в основе своей бесчеловечны. Бесчеловечны в своих мыслях
и поступках люди света, бесчеловечны служители государственной машины, бесчеловечны те порядки,
которые отнимают у матери сына и мешают хорошему, правдивому человеку устроить жизнь по
собственному разумению. По мысли исследователя Е.А.Маймина, «из семейного романа «Анна
Каренина» становится социальным» в глубоком смысле этого понятия. Томас Манн называл «Анну
Каренину» «величайшим социальным романом мировой литературы».
Роман «Анна Каренина» строится на нескольких сюжетных линиях, каждая из которых имеет
важное самостоятельное значение. Это линия Анны, Долли – Облонского, Кити – Левина. При всей
самостоятельности этих сюжетных линий, они, однако, взаимосвязаны и внутренне подчинены друг
другу. Без одного нельзя понять другого – понять вполне, до конца. Композиция романа «Анна
Каренина», таким образом, оказывается очень цельной и целеустремленной, все внутренние ее «своды»
сведены воедино. Исходная сюжетная линия романа – это линия Анны. Недаром и роман называется ее
именем, и основная нравственная проблема связана прежде всего именно с ней. После знакомства с
Вронским, в вагоне поезда, Анна захвачена особенным ощущением полноты жизни, особенным
подъемом, предчувствием бури в ее жизни (буря неистовствует там, во тьме, за окном вагона),
предчувствием непростительного счастья. В Анне «кипит» избыток жизненных сил, жажда настоящей
жизни, которая по своей силе и неотвратимости равна силе этой бушующей бури. Анна пытается
сосредоточиться на чтении английского романа: «Анна Аркадьевна читала, но ей неприятно было
читать, то есть следить за отражением жизни других людей. Ей слишком самой хотелось жить».
Настоящая жизнь для Толстого – это желание и умение жить жизнью всех людей, общею жизнью и
каждою отдельною человеческой жизнью. Толстой развивает в «Анне Карениной» одну из коренных
тем всего своего творчества, тему отчуждения мира от человека. По впечатлению Вронского, когда он в
первый раз видит Анну, мы узнаем, что в ее наружности сразу видна принадлежность ее к высшему
свету, что она очень красива, что у нее румяные губы, блестящие серые глаза, кажущиеся темными от
густых ресниц, и что «избыток чего-то так переполнял ее существо, что мимо ее воли выражался то в
блеске взгляда, то в улыбке». И опять по мере движения рассказа, постепенно, незаметно, прибавляется
черта за чертою, примета за приметою: когда она подает руку Вронскому, он радуется, «как чему-то
особенному, тому энергическому пожатию, с которым она крепко и смело тряхнула его руку». Во время
беседы с Долли Анна берет ее руку своей «энергическою маленькою рукой». Кисть этой руки «тонкая,
крошечная»; мы даже видим форму пальцев: дочь Долли, Таня, играя, «стаскивает легко сходящее
кольцо с белого, тонкого в конце пальца». В руках Анны Карениной еще большая выразительность, чем
в лице; в руках Анны – прелесть всего ее существа – соединение силы и нежности. Мы узнаем, когда она
стоит в толпе на балу, что она «всегда чрезвычайно прямо держится», когда выходит из вагона или идет
по комнате, у нее – «быстрая, решительная походка, странно легко носящая ее довольно полное тело».
Когда Анна танцует – у нее «отчетливая грация, верность и легкость движений»; когда приехав с
визитом к Долли, Анна снимает шляпу – ее черные, за все цепляющиеся волосы «везде вьются», и
«своевольные короткие колечки курчавых волос всегда выбиваются на затылке и на висках». В этих
непокорных курчавых волосах легко расстраивающейся прически – такая же напряженность, избыток
сил, «избыток чего-то», готового к страсти, как в слишком ярком блеске глаз, в улыбке, невольно
играющей, «волнующейся между глазами и губами». И наконец, когда Анна выезжает на бал, прекрасна
сына, относится к этому увлечению поначалу весьма одобрительно: «…ничто, по ее понятиям, не давало
последней отделки блестящему молодому человеку, как связь в высшем обществе». А потом становится
первейшим и непримиримым врагом Анны. Почему люди света начинают отворачиваться от Анны, если
они так охотно и просто прощают легкие светские измены? Может быть, именно потому, что у Анны не
легкая связь, что ее чувство серьезное, по-настоящему открытое, сильное. Но тогда кто же виноват? Кто
больше виноват? Светское общество с его испорченными, безнравственными понятиями и
безнравственными людьми или Анна?
Эпиграф романа, столь категорический в своем прямом, исходном значении, открывается
читателю еще иным возможным смыслом: «Мне отмщение, и Аз воздам». Только Бог имеет право
наказывать, а люди судить не имеют права. Из всех романов Толстого «Анна Каренина» по своей
внутренней структуре ближе всего к романам Достоевского. Недаром Достоевский так особенно
выделял именно это произведение Толстого. В «Анне Карениной» не ни одной исключительной и
безусловной правды – в ней многие правды сосуществуют и одновременно сталкиваются между собой.
Есть правда Анны и правда Каренина, есть правда нравственных принципов и правда человечески
живая. Анна виновата, но ее вина человечна, а вина света по отношению к ней бесчеловечна. Каренин во
время болезни Анны простил ее и готов дать развод, но ему мешают предрассудки общества, к которому
он принадлежит, и превратные (тоже этим обществом освященные) представления о достоинстве и
чести, и государственные законы, которые в основе своей бесчеловечны. Бесчеловечны в своих мыслях
и поступках люди света, бесчеловечны служители государственной машины, бесчеловечны те порядки,
которые отнимают у матери сына и мешают хорошему, правдивому человеку устроить жизнь по
собственному разумению. По мысли исследователя Е.А.Маймина, «из семейного романа «Анна
Каренина» становится социальным» в глубоком смысле этого понятия. Томас Манн называл «Анну
Каренину» «величайшим социальным романом мировой литературы».
Роман «Анна Каренина» строится на нескольких сюжетных линиях, каждая из которых имеет
важное самостоятельное значение. Это линия Анны, Долли – Облонского, Кити – Левина. При всей
самостоятельности этих сюжетных линий, они, однако, взаимосвязаны и внутренне подчинены друг
другу. Без одного нельзя понять другого – понять вполне, до конца. Композиция романа «Анна
Каренина», таким образом, оказывается очень цельной и целеустремленной, все внутренние ее «своды»
сведены воедино. Исходная сюжетная линия романа – это линия Анны. Недаром и роман называется ее
именем, и основная нравственная проблема связана прежде всего именно с ней. После знакомства с
Вронским, в вагоне поезда, Анна захвачена особенным ощущением полноты жизни, особенным
подъемом, предчувствием бури в ее жизни (буря неистовствует там, во тьме, за окном вагона),
предчувствием непростительного счастья. В Анне «кипит» избыток жизненных сил, жажда настоящей
жизни, которая по своей силе и неотвратимости равна силе этой бушующей бури. Анна пытается
сосредоточиться на чтении английского романа: «Анна Аркадьевна читала, но ей неприятно было
читать, то есть следить за отражением жизни других людей. Ей слишком самой хотелось жить».
Настоящая жизнь для Толстого – это желание и умение жить жизнью всех людей, общею жизнью и
каждою отдельною человеческой жизнью. Толстой развивает в «Анне Карениной» одну из коренных
тем всего своего творчества, тему отчуждения мира от человека. По впечатлению Вронского, когда он в
первый раз видит Анну, мы узнаем, что в ее наружности сразу видна принадлежность ее к высшему
свету, что она очень красива, что у нее румяные губы, блестящие серые глаза, кажущиеся темными от
густых ресниц, и что «избыток чего-то так переполнял ее существо, что мимо ее воли выражался то в
блеске взгляда, то в улыбке». И опять по мере движения рассказа, постепенно, незаметно, прибавляется
черта за чертою, примета за приметою: когда она подает руку Вронскому, он радуется, «как чему-то
особенному, тому энергическому пожатию, с которым она крепко и смело тряхнула его руку». Во время
беседы с Долли Анна берет ее руку своей «энергическою маленькою рукой». Кисть этой руки «тонкая,
крошечная»; мы даже видим форму пальцев: дочь Долли, Таня, играя, «стаскивает легко сходящее
кольцо с белого, тонкого в конце пальца». В руках Анны Карениной еще большая выразительность, чем
в лице; в руках Анны – прелесть всего ее существа – соединение силы и нежности. Мы узнаем, когда она
стоит в толпе на балу, что она «всегда чрезвычайно прямо держится», когда выходит из вагона или идет
по комнате, у нее – «быстрая, решительная походка, странно легко носящая ее довольно полное тело».
Когда Анна танцует – у нее «отчетливая грация, верность и легкость движений»; когда приехав с
визитом к Долли, Анна снимает шляпу – ее черные, за все цепляющиеся волосы «везде вьются», и
«своевольные короткие колечки курчавых волос всегда выбиваются на затылке и на висках». В этих
непокорных курчавых волосах легко расстраивающейся прически – такая же напряженность, избыток
сил, «избыток чего-то», готового к страсти, как в слишком ярком блеске глаз, в улыбке, невольно
играющей, «волнующейся между глазами и губами». И наконец, когда Анна выезжает на бал, прекрасна
56
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- …
- следующая ›
- последняя »
