История русской литературы. Ч.3. Полещук Л.З. - 64 стр.

самим собой. Когда Левин для самого себя – свой, а не чужой, то все представляется ему ясным и
разрешимым.
        В городе у Левина была встреча с братом Николаем, человеком, выбившимся из своего мира и не
приставшим ни к какому другому, человеком, тоже ищущим правды, увлекающимся народничеством. С
Николаем был разговор о коммунизме, этот разговор теперь, когда Левин в мыслях возвращается к
нему, "заставил его задуматься. Он считал переделку экономических условий вздором, но он всегда
чувствовал несправедливость своего избытка в сравнении с бедностью народа и теперь решил про себя,
что, для того чтобы чувствовать себя вполне правым, он, хотя прежде много работал и нероскошно жил,
теперь будет еще больше работать и еще меньше будет позволять себе роскоши. И все это казалось ему
так легко сделать над собой, что всю дорогу он провел в самых приятных мечтаниях". Левин,
столкнувшись с «городской» сумятицей и неясностью, приходит к выводу: надо жить так, как жили
отцы и деды, только еще больше работать и еще меньше позволять себе роскоши. Ему представляется,
что все это так «легко сделать над собой», именно над собой: ему кажется, что все дело только в нем
самом, он сам должен стать лучше, еще трудолюбивее, еще скромнее. Что же касается общей
действительности, то о каких бы то ни было ее изменениях он еще не думает: «С добрым чувством
надежды на новую, лучшую жизнь, он в девятом часу ночи подъехал к своему дому». Патриархальная
отцовско-дедовская жизнь еще представляется ему идеалом; весь строй этой жизни для него священен;
он с благоговением вдыхает, вернувшись из чужого мира, всю атмосферу родного дома, родового
поместья: «Это был мир, в котором жили и умерли его отец и мать. Они жили тою жизнью, которая для
Левина казалась идеалом всякого совершенства и которую он мечтал возобновить со своею женой, со
своей семьей». Ему кажется, что у него есть свой дом, надежный оплот, крепость всего наносного,
путаного, что он почувствовал в городской атмосфере и от чего, как ему кажется, возможно надежно
укрыться в простейшие и очевидные истины бытия. Вот отелилась Пава, гордость его хозяйства; скоро
придет весна, надо готовиться к весенним работам; у жизни есть свои вековечные законы, и все дело в
том, чтобы быть верным этим законам. Да, ему кажется, что у него свой мир, свое жизненное дело, что
он вернулся к себе настоящему, в то время как в городе был искаженным, не тем, кто он есть. Ему
представляется, что он приходит в себя, успокаивается и от крушения любви, и от всей сумятицы новой,
«железнодорожной» жизни. Левину кажется, что он ушел от сумятицы, неясности, путаницы,
тревожности, от всего угрожающего порядку и успокоенности привычного, устоявшегося. Он тем
глубже стремится погрузиться в обычный для него повседневный строй своих обычных дел и забот, чем
сильнее внутри него беспорядок, неудовлетворенность, тревога. Левин, как и Анна, заставляет себя
верить, что он укрыт от страстей, от бури жизни, что можно жить, как прежде. И эти, сугубо личные
мотивы персонажей, вплетаются в более широкий круг, входят в общую атмосферу романа. Уже никому
нельзя жить, как прежде. Левин вступает в свою бурю жизни. Постепенно у него начинает разрушаться
иллюзия прочности и надежности своего мира, начинает разрушаться иллюзия самого наличия своего
мира. Все переворотилось, ничего не уложилось – с этим Левин сталкивается на каждом шагу, даже в
самом простейшем деле своего хозяйствования. Отцовский и дедовский мир разворошен, разрушен, к
нему уже нет возврата ни в чем. Но Левин еще далек от ясного понимания этого: «Весна – время планов
и предположений. И, выйдя на двор, Левин, как дерево весною, еще не знающее, куда и как разрастутся
его молодые побеги и ветви, … сам не знал хорошенько, за какие предприятия в любимом его хозяйстве
он примется теперь, но чувствовал, что он полон планов и предложений самых хороших». Уже на самом
первом шагу Левина к осуществлению «планов и предположений самых хороших» начинается череда
бесконечных крупных и мелких неудач его хозяйствования. Левину было «досадно, что повторялось
вечное неряшество хозяйства, против которого он столько лет боролся всеми своими силами»: порча
дорогих земледельческих орудий из-за варварского, безразличного отношения к ним, полное
равнодушие наемных работников к делу, а ведь их трудом держится левинское хозяйство. Левин на
каждом шагу сталкивается с крушением своих планов и предположений из-за полнейшей
незаинтересованности наемных работников в ходе и успехе чуждого им дела. Он все более убеждается,
что у него с работниками нет никакого общего дела, но Левин упорно пытается вести свое хозяйство;
прежние условия труда изжиты, к ним уже невозможно вернуться. Но как вести хозяйство теперь, когда
все изменилось? Как сделать так, чтобы дело стало общим, а люди работали с интересом? Можно ли
преодолеть это разъединение?
        Толстой в романе «Война и мир» выразил свою мечту о каком-то великом общем деле. В
«Исповеди» Толстой скажет о решении, к которому пришел: слить свою жизнь с жизнью народа, с
людьми, творящими жизнь. Мечта Толстого – мечта о торжестве всесветного человеческого единения в
великом общем деле творения жизни. И эта мечта составляет содержание всех исканий Константина
Левина. У Левина начинает созревать мысль о том, что только тогда, когда общее будет действительно

                                                65