История русской литературы. Ч.3. Полещук Л.З. - 67 стр.

UptoLike

Составители: 

68
дамой, навязавшейся щеголеватому правоведу, и только перевод Ивана Ильича в другой город оборвал
ее. Поведение Ивана Ильича на службе подсказало ироническую реплику: Иван Ильич все делал «с тем
особенным оттенком достоинства и новизны приемов, которые облагораживали все эти дела и давали им
совершенно новый характер. Все было то, да не то». Комильфотность, маскирующая
безнравственность, и суть не в падении человека вообще, а в том, что общественная среда прикрывает
их своей ложью. Кроме светской дамы «была и модистка, были и поездки после ужина в дальнюю
улицу, но все было особенное, такое, что нельзя было смешивать с обыкновенным развратом, тем
самым, исправление которого было целью деятельности; все происходило в хорошем обществе, с
чистыми руками, в чистых рубашках, с французскими словами». Мир молодого человека освещен
только с одной стороны, и с такой силой, что не найти и признака глубоко спрятанных добрых свойств.
Писатель продолжает развенчивать своего героя, чтобы показать духовное просветление человека в
последние минуты его жизни. В первом наброске сказано кратко, что Иван Ильич перешел на должность
судебного следователя. Он оставался «таким же совершенным и комильфотным. Дело кипело. Иван
Ильич хорошо писал и любил элегантно писать. И был уверен в себе, и дело шло». В новом тексте:
«Только стоило немножко изменить тон: то прежде надо было быть приличным, учтивым, достойным и
несколько административно таинственным и особенно утонченно комильфотным человеком, теперь же
надо было быть свободным, открытым, либеральным, и немножко недовольным и не столько утонченно
комильфотным, сколько цивилизованно гражданским». О его судебной деятельности и умении писать
служебные бумаги сказано: «Он писал прекрасно. То, что не понимал очень многое, большую часть тех
условий жизни, при которых совершались преступления, которые он расследовал, нисколько не
смущало его». Судебное ведомствота среда, в которой формируется психология чиновника. Даже в
корректуре Толстой вставляет новые подробности о следователе Головине: «Служба следователя
представляла для Ивана Ильича гораздо более интереса и привлекательности, чем прежняя. …Теперь
же, судебным следователем, Иван Ильич чувствовал, что все, все без исключения, самые важные,
самодовольные людивсе у него в руках и что ему стоит только написать известные слова на бумаге с
заголовком, и этого важного, самодовольного человека приведут к нему в качестве обвиняемого или
свидетеля, и он будет, если он не захочет посадить его, стоять перед ним и отвечать на его вопросы.
Иван Ильич никогда не злоупотреблял этой своей властью, напротив, старался смягчать выражения ее;
но сознание этой власти и возможность смягчать ее составляли для него главный интерес и
привлекательность его новой службы. В самой же службе, именно в следствиях, Иван Ильич с
свойственной ему способностью очень быстро усвоил прием отстранения от себя всех обстоятельств, не
касающихся службы, и облечения всякого самого сложного дела в такую форму, при которой бы дело
только внешним образом отражалось бы в следствии, исключалось совершенно его личное воззрение и,
главное, соблюдалось бы вся требуемая формальность. Дело это было новое. И он был один из первых
людей, выработавших на практике приложение уставов 1864 года». Несомненно, Толстой иронически
пишет о либеральных реформах.
Что касается женитьбы Ивана Ильича, то все было просто: встретилась девушка, «затянувшая»
героя. Она была недурна собой, старого дворянского рода, но с маленьким состоянием. Иван Ильич мог
рассчитывать и на более выгодную партию (эта была даже ниже средней), но он внутренне не
протестовал, потому что эта женитьба доказывала, что он «не продает сердца» и женитьба не помешает
его карьере. Иван Ильич «мечтал о супружеском счастье, так что кроме прежних удовольствий холостой
жизни будет еще домашняя поэзия». Толстой пишет: «Иван Ильич сумел найти в этой женитьбе те
выгоды, которые ставили его хорошо в обществе. Выходило, что его женитьба была тоже некоторого
рода гражданским либеральным подвигом. Он так и поставил его перед людьми. Он был либеральный,
цивилизованный, передовой человек, и в общественной, и в частной, даже в семейной жизни высоко
несущий знамя независимости и самостоятельности, и просвещения». В повести Толстого прозвучал
«гимн» либеральному чиновнику, наполненный сарказма. Писатель немало места уделяет установлению
семейного уклада, Толстой стремится показать порочность семьи в порочной среде. Однако больше
всего волнует автора общественный план: судебная практика, атмосфера, прививающая человеку
отрицательные свойства: «Иван Ильич совсем перенес свой центр тяжести в службу. Он стал еще более
любить самую службу и стал еще более честолюбив. …Иван Ильич работал охотно, и его ценили как
хорошего служаку, и его скоро сделали товарищем прокурора». В новой редакции Толстой добавил:
«Новые обязанности, важность их, возможность привлечь к суду и посадить в острог, публичность
речей, успех, который в этом деле имел Иван Ильич, все это еще более привлекало его к службе. И он
был доволен своей жизнью». Нельзя не заметить в толстовском тексте полемику с судебными
реформамипубличность речей»). И дальше почти при каждом упоминании о службе Ивана Ильича
развивается мысль о порочности ее. В корректуре после семейной темы Толстой пишет: «Одно спасенье
дамой, навязавшейся щеголеватому правоведу, и только перевод Ивана Ильича в другой город оборвал
ее. Поведение Ивана Ильича на службе подсказало ироническую реплику: Иван Ильич все делал «с тем
особенным оттенком достоинства и новизны приемов, которые облагораживали все эти дела и давали им
совершенно новый характер.          Все было то, да не то». Комильфотность, маскирующая
безнравственность, и суть не в падении человека вообще, а в том, что общественная среда прикрывает
их своей ложью. Кроме светской дамы «была и модистка, были и поездки после ужина в дальнюю
улицу, но все было особенное, такое, что нельзя было смешивать с обыкновенным развратом, тем
самым, исправление которого было целью деятельности; все происходило в хорошем обществе, с
чистыми руками, в чистых рубашках, с французскими словами». Мир молодого человека освещен
только с одной стороны, и с такой силой, что не найти и признака глубоко спрятанных добрых свойств.
Писатель продолжает развенчивать своего героя, чтобы показать духовное просветление человека в
последние минуты его жизни. В первом наброске сказано кратко, что Иван Ильич перешел на должность
судебного следователя. Он оставался «таким же совершенным и комильфотным. Дело кипело. Иван
Ильич хорошо писал и любил элегантно писать. И был уверен в себе, и дело шло». В новом тексте:
«Только стоило немножко изменить тон: то прежде надо было быть приличным, учтивым, достойным и
несколько административно таинственным и особенно утонченно комильфотным человеком, теперь же
надо было быть свободным, открытым, либеральным, и немножко недовольным и не столько утонченно
комильфотным, сколько цивилизованно гражданским». О его судебной деятельности и умении писать
служебные бумаги сказано: «Он писал прекрасно. То, что не понимал очень многое, большую часть тех
условий жизни, при которых совершались преступления, которые он расследовал, нисколько не
смущало его». Судебное ведомство – та среда, в которой формируется психология чиновника. Даже в
корректуре Толстой вставляет новые подробности о следователе Головине: «Служба следователя
представляла для Ивана Ильича гораздо более интереса и привлекательности, чем прежняя. …Теперь
же, судебным следователем, Иван Ильич чувствовал, что все, все без исключения, самые важные,
самодовольные люди –все у него в руках и что ему стоит только написать известные слова на бумаге с
заголовком, и этого важного, самодовольного человека приведут к нему в качестве обвиняемого или
свидетеля, и он будет, если он не захочет посадить его, стоять перед ним и отвечать на его вопросы.
Иван Ильич никогда не злоупотреблял этой своей властью, напротив, старался смягчать выражения ее;
но сознание этой власти и возможность смягчать ее составляли для него главный интерес и
привлекательность его новой службы. В самой же службе, именно в следствиях, Иван Ильич с
свойственной ему способностью очень быстро усвоил прием отстранения от себя всех обстоятельств, не
касающихся службы, и облечения всякого самого сложного дела в такую форму, при которой бы дело
только внешним образом отражалось бы в следствии, исключалось совершенно его личное воззрение и,
главное, соблюдалось бы вся требуемая формальность. Дело это было новое. И он был один из первых
людей, выработавших на практике приложение уставов 1864 года». Несомненно, Толстой иронически
пишет о либеральных реформах.
        Что касается женитьбы Ивана Ильича, то все было просто: встретилась девушка, «затянувшая»
героя. Она была недурна собой, старого дворянского рода, но с маленьким состоянием. Иван Ильич мог
рассчитывать и на более выгодную партию (эта была даже ниже средней), но он внутренне не
протестовал, потому что эта женитьба доказывала, что он «не продает сердца» и женитьба не помешает
его карьере. Иван Ильич «мечтал о супружеском счастье, так что кроме прежних удовольствий холостой
жизни будет еще домашняя поэзия». Толстой пишет: «Иван Ильич сумел найти в этой женитьбе те
выгоды, которые ставили его хорошо в обществе. Выходило, что его женитьба была тоже некоторого
рода гражданским либеральным подвигом. Он так и поставил его перед людьми. Он был либеральный,
цивилизованный, передовой человек, и в общественной, и в частной, даже в семейной жизни высоко
несущий знамя независимости и самостоятельности, и просвещения». В повести Толстого прозвучал
«гимн» либеральному чиновнику, наполненный сарказма. Писатель немало места уделяет установлению
семейного уклада, Толстой стремится показать порочность семьи в порочной среде. Однако больше
всего волнует автора общественный план: судебная практика, атмосфера, прививающая человеку
отрицательные свойства: «Иван Ильич совсем перенес свой центр тяжести в службу. Он стал еще более
любить самую службу и стал еще более честолюбив. …Иван Ильич работал охотно, и его ценили как
хорошего служаку, и его скоро сделали товарищем прокурора». В новой редакции Толстой добавил:
«Новые обязанности, важность их, возможность привлечь к суду и посадить в острог, публичность
речей, успех, который в этом деле имел Иван Ильич, все это еще более привлекало его к службе. И он
был доволен своей жизнью». Нельзя не заметить в толстовском тексте полемику с судебными
реформами («публичность речей»). И дальше почти при каждом упоминании о службе Ивана Ильича
развивается мысль о порочности ее. В корректуре после семейной темы Толстой пишет: «Одно спасенье

                                                68