История русской литературы. Ч.3. Полещук Л.З. - 76 стр.

событие. Таким событием и явилась его встреча с Катюшей Масловой в суде. Этой встречей
окончательно определяется весь тон романа, заданный авторским вступлением. После встречи с
Катюшей в суде перед Нехлюдовым встают картины его прошлого: он вспоминает свою первую
молодость, в особенности свой роман с Катюшей. Именно здесь в самом романе происходит нарушение
хронологической последовательности. Лишь пережив потрясение и одновременно духовное
просветление, Нехлюдов оказался в том именно душевном строе, который совпал с авторской позицией.
В дальнейшем принцип хронологического развертывания событий полностью восстанавливается.
Первоначально Толстой предполагал закончить свой роман «прямой развязкой»: Нехлюдов женится на
осужденной Катюше, направляется за нею в Сибирь, а затем они вдвоем уезжают за границу и
поселяются в Лондоне. Но это было бы лишь внешним решением судьбы «шаткого человека». Софья
Андреевна Толстая вспоминает, как однажды Толстой вдруг сказал: «Знаешь, ведь он на ней не
женится… - Разумеется, не женится, – ответила Софья Андреевна. – Если б он женился, это была бы
фальшь». Однажды Нехлюдову приснился счастливый сон. Это было в Панове, где он гостил у тетушек.
Его счастливым сном была Катюша Маслова, которая, «не смея ни ему, ни даже себе признаться в этом,
влюбилась в него». Повесть любви была специальностью Тургенева, который рисовал истории чистые,
необычайные, романтические в своей основе. От «Вешних вод» веяло бессмертной свежестью. Но
Толстой вообще относился к Тургеневу несколько скептически, а к его повестям о любви особенно, ему
казалось, что Толстой поэтизирует любовное чувство, очищает и возвышает его и тем самым проходит
мимо повседневных трагедий. «Воскресение» было написано после «Крейцеровой сонаты». И это
наложило свой отпечаток на историю любви Нехлюдова к Катюше Масловой. Толстой развенчивал то,
что он считал ложной поэтизацией любовного чувства. История Катюши Масловой было «очень
обыкновенная история». «…Племянник заехал по дороге на войну к тетушкам, пробыл у них четыре дня
и накануне своего отъезда соблазнил Катюшу и, сунув ей в последний день сторублевую бумажку,
уехал». Грубые подробности этого сжатого рассказа, немыслимого у Тургенева, должны были указать на
повседневность истории Катюши Масловой. Нехлюдов хотел быть щедрым и оказался в неоплатном
долгу у своей совести. Но Нехлюдов был влюблен в Катюшу, именно влюблен. И в суровом романе
Толстого появляется настоящая повесть любви, с игрой в горелки, первым поцелуем, цветущей сиренью,
чтением и разговорами наедине. «Больше всего ей нравилось «Затишье» Тургенева», - обмолвился
Толстой, указывая на один из источников своего замысла. Вся двенадцатая глава первой части романа
представляет собой «Затишье» Толстого. Он как бы остановился в раздумии над тургеневскими темами
в русской литературе и понял, как много было в них смысла и поэтической памяти. «Катюша, сияя
улыбкой и черными, как мокрая смородина, глазами, летела ему навстречу», - это лучшее видение
счастливого сна Нехлюдова. Все полно молодости, надежды, уверенности, что ничего, кроме счастья, в
жизни не может быть. Тогда Нехлову было девятнадцать лет, а Катюше шестнадцать. Отношения между
ними были самые чистые. То было «затишье» - начало. Но без этого начала, которое освещает грустным
и чистым светом всю жизнь Нехлюдова, не было бы и всего сурового и мрачного по тону романа
«Воскресение». Толстой говорил, что «нужно накладывать тени», но для теней нужен был свет, и
источник света заключен в этой повести любви, которая была «прощанием с Тургеневым». Толстой
продолжает рассказ, история переступает грань «затишья». Там, где бы Тургенев остановился, Толстой
идет вперед. Нехлюдов вернулся в Паново через три года, и все изменилось в отношениях к Катюше
Масловой. Это был уже не тот первый счастливый сон, а некий «чад», «сумасшествие». Он даже
чувствовал тогда «восторг освобождения от всех нравственных преград, которые он ставил себе
прежде». Всему предшествовало воскресенье и ранняя заутреня, которая должна была напомнить
Нехлюдову «затишье». Но он видел лишь «покорные, любящие и чуть-чуть косящие глаза» Катюши
Масловой. «Страсти» не были силой Тургенева. По воспоминаниям современников, когда Тургенев
читал «Анну Каренину», у него книга падала из рук от удивления. Тургеневские герои могли быть
духовно слабыми, но они были мыслящими, понимающими натурами. Толстой рисует нечто иное.
Нехлюдов не просто страстный человек, но как бы бессознательно страстный, он живет как в чаду, в
тяжелом сне. И поцелуй его после заутрени был «страшен». «Что же это вы делаете?» - вскрикнула она
таким голосом, как будто он безвозвратно разбил что-то бесконечно драгоценное, и побежала от него
рысью». И то, как он поцеловал ее, и то, как она побежала от него рысью, - все это было уже чисто
толстовское продолжение повести любви, немыслимое у Тургенева, герои становятся безмолвными.
Нехлюдов вообще не красноречив, а в сцене объяснения с Катюшей он не произносит почти не слова.
Их разделяет глухое стекло: «Он приблизил еще раз лицо к стеклу и хотел крикнуть ей, чтобы она
вышла, но в это время она обернулась к двери, очевидно, ее кто-то позвал». И здесь в действие вступает
природа, такая же глухая и темная, как само веяние, охватившее Катюшу и Нехлюдова. Ничего
демонического в Нехлюдове нет. Вместе с «Затишьем» Тургенева Катюша тогда читала, по совету

                                                 77