История русской литературы. Ч.3. Полещук Л.З. - 81 стр.

эти силы, как некую лавину, в движение: «И такая удивительная случайность, - размышляет Нехлюдов.
– Ведь надо же, чтобы это дело пришлось именно на мою сессию, чтобы я, нигде не встречая ее десять
лет, встретил ее здесь, на скамье подсудимых!» Без случайности как формы проявления необходимости
невозможна истинная картина мира. Поэтому и сама случайность в романе «Воскресение» не нарушает
сюжета, а служит основой развития характера главного героя и его судьбы. Как будто сама история
«случайно» вмешивается в жизнь Нехлюдова и связывает воедино начала и концы его социальной
биографии. И само существование «двух миров» или даже множества миров, враждебно разделенных
между собою, поражает Нехлюдова во время его путешествия из Петербурга в Сибирь, как некая
открытая тайна, которую он узнал лишь случайно. Но это вместе с тем было закономерное открытие
эпохи. Нехлюдов – смелый и сильный человек, потому что он видит жизнь, как она есть. И видит ее не
так, как принято думать в его кругу. Он теряет свое место в привычном дворянском окружении и
пытается найти себе новое в народной жизни; он многим казался «чудным», потому что опережал свое
время, разрушая неподвижные формы того социального быта, к которому он сам принадлежал по
своему рождению и воспитанию. Этим он тоже близок Толстому. Нехлюдов вовсе не всегда и не во всем
был необыкновенным человеком. В сущности, он был им дважды: в юности и в зрелые годы.
«Середина» - это время, когда Нехлюдов был именно обыкновенным человеком, совершенно слившимся
с понятиями и привычками своей среды. Когда Нехлюдов «верил себе», весь мир представлялся ему
«тайной», которую он радостно и восторженно старался «разгадывать». Потом это чувство прошло.
Тайн больше не было: «Все в этой жизни было просто и ясно и определялось теми условиями жизни, в
которых он находился». Теперь он не верил себе: «…кончилось тем, что Нехлюдов сдался, перестал
верить себе и поверил другим». Это и был тот период, когда он «спал», когда не требовалось для жизни
никакого «личного усилия». Зато и пробуждение оказалось мучительным. Оно уже не было только
возвращением в «себе», но и приобщением к большому миру новой «гражданской нравственности»,
поэтому жизнь Нехлюдова, как река, непрерывно изменяется.
        Катюша Маслова на протяжении романа трижды изменяется, и ее характер, как и характер
Нехлюдова, раскрывается в динамике отклонения от привычных условий ее среды. Вначале она вообще
не задумывалась ни о добре, ни о зле, «верила себе» и была счастлива. Переворот произошел в ту ночь,
когда Нехлюдов проехал в своем вагоне в Петербург мимо Панова: «С этой страшной ночи она
перестала верить в добро». Поверить в зло и сознательно творить зло она не могла. Следовательно, надо
было забыться, прибегнуть к испытанному средству, и у нее был свой «сон жизни». И только
оказавшись в тюрьме и вновь встретившись случайно с Нехлюдовым, она стала оживать к какой-то иной
и ей самой неведомой жизни. Герои Толстого, что очень характерно, начинают с неведения морали, и
это время их жизни Толстой называет самым счастливым. Мысли о нравственности и морали
появляются у них, после того как они так или иначе оказываются причастными к подлости, греху или
преступлению. И те нравственные понятия, которые они наконец вырабатывают для себя, все построены
на самообличении. По-видимому, именно этот путь Толстой считал самым продуктивным для человека
и общества. Вряд ли нравственность, к которой приходит Катюша Маслова, можно назвать
гражданской. Скорее это была личная мораль прощения и отстранения от зла, но для Катюши это было
духовным «воскресением». Вина Нехлюдова была «безвозвратной», неисправимой. В черновиках
романа есть такой эпизод: Нехлюдов приносит Масловой в тюрьму книги Гюго и Достоевского.
Нехлюдов говорит: «Вы, кажется, любили». «Что же там любить?» - ответила Катюша. «Лицо ее
сделалось строго, и он замолчал». В какой-то момент Катюша Маслова становится выше Нехлюдова и
говорит ему: «ты мной хочешь спастись». Нехлюдов пытается убедить ее, что тут «никакой жертвы
нет». «Я не ее исправить, а себя исправит хочу», - говорит Нехлюдов. А она не верит в это новое какое-
то «исправительное счастье». У романа «Воскресение» не могло быть счастливой развязки. Толстой
видел здесь не одну, а две победы, а между ними разрыв, который ничем заполнить нельзя. «Катюша не
хочет моей жертвы, а хочет своей, – записывает Нехлюдов в своем дневнике. – Она победила, и я
победил. Она радует меня той внутренней переменой, которая, мне кажется, – боюсь верить, –
происходит в ней». История Катюши Масловой в романе Толстого недосказана так же, как история
Нехлюдова. Если определить одним словом характер взаимоотношений между героями «Воскресения»,
то придется выбрать слово – непонимание. В самом деле, в мире, который изображает Толстой, словно
произошло разъединение, никто никого не понимает. Жизнь разломилась надвое, и каждый из вновь
образовавшихся миров жил своими собственными силами, не замечая того, что целое распалось.
Маслова в ответ на все вопросы Нехлюдова отвечает: «Да, что говорить, – не помню ничего, все забыла.
То все кончено». Нехлюдов заставляет ее вспомнить забытое. Но чего он добился? «Я каторжная, а вы
князь», – говорит Маслова, со своей стороны напоминая ему, что они принадлежат к разным мирам. Все
попытки Нехлюдова разумно и строго разрешить вопросы, которые возникали перед ним, были тщетны.

                                                 82