ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
84
поглощен «борьбой с реакцией», поэтому «ничего не знал о своей несчастной семейной жизни».
Нехлюдов только что написал решительное письмо и ждал на него ответа. И перебирал в памяти
различные эпизоды своего романа с замужней женщиной. Вспоминал, как она «выбежала в сад к пруду с
намерением топиться, и он бегал искать ее». Его мучают приливы раздражения, страсти и отвращения –
все мелкие, но цепкие чувства: «Нехлюдов слышал, что там был теперь какой-то офицер, ухаживающий
за нею, и это мучило его ревностью и вместе с тем радовало надеждой на освобождение от томившей
его лжи». И вдруг он получил письмо, но не от нее, а от него, то есть от ее мужа. Нехлюдов покраснел,
ему казалось, что наконец приблизилась опасность. Он распечатал письмо. Обманутый муж извещал его
о том, что в конце мая назначено экстренное земское собрание, и что он просит Нехлюдова непременно
приехать и «поддержать». Это «поддержать» звучало и благопристойной («поддержать»), и совсем уж
как-то нелепо: «толкнуть плечом»… Опасности, стало быть, не было никакой. Но меньше всего он
ожидал опасности со стороны Катюши, которую уже давно выбросил из своей памяти, «это было
совершенно забыто им». Он собирался жениться на княжне Корчагиной, он была «дочь богатых и
знаменитых людей». Все считали, что лучшей партии для него не могло быть. И сама княжна Корчагина
на протяжении нескольких месяцев вела "искусную работу", которая состояла в том, «что незаметными
нитями все более и более связывала его с ней». Нехлюдов, например, бывал очень забывчив, а она
напоминала ему о его долге, и между ними возникла доверительная переписка. В одно прекрасное утро,
когда Нехлюдов был особенно рассеян и смотрел перед собой «остановившимися глазами», он получил
письмо от княжны, письмо было написано на серой бумаге с неровными краями, острым, но
разгонистым почерком. В письме было сказано: «Исполняя взятую на себя обязанность быть вашей
памятью, напоминаю вам, что вы нынче, 28 апреля, должны быть в суде присяжных и потому не можете
никак ехать с нами и Колосовым смотреть картины, как вы, с свойственным вам легкомыслием, вчера
обещали». Письмо было легкое, шуточное, кокетливое, а между тем именно в этом заседании и
произошла роковая встреча Нехлюдова с Катюшей, которая как раз и направлялась под конвоем суда,
когда Нехлюдов читал письмо княжны Корчагиной.
Нехлюдов считал себя художником, ради живописи он даже оставил службу: «…Он бросил
службу, решив, что у него есть призвание к живописи, и с высоты художественной деятельности
смотрел несколько презрительно на все другие деятельности». Однако, именно в то время, когда он
решил всецело посвятить себя искусству, выяснилось, что он «на это не имел права». И в тот самый час,
когда он собирался идти в здание окружного суда, где его ожидала встреча с Масловой, картина, начатая
и не законченная им, стояла в его мастерской перевернутая на мольберте. «В кабинет надо было пройти
через мастерскую. В мастерской стоял мольберт с перевернутой начатой картиной и развешены были
этюды. Вид этой картины, над которой он бился два года, и этюдов и всей мастерской напоминал ему
испытанное с особенной силой в последнее время чувство бессилия идти дальше в живописи».
Нехлюдов старался как-то объяснить себе причину остановки в занятиях искусством: «Он объяснял это
чувство слишком тонко развитым эстетическим чувством, но все-таки сознание это было очень
неприятно». Путь духовного развития Нехлюдова, который от утонченного искусства обращается к
насущным заботам настоящей жизни, полной страданий, отражает ход мысли и самого Толстого. Роман
«Воскресение» был закончен вслед за трактатом «Что такое искусство?» В этом трактате Толстой
утверждал, что «духовная красота, или добро, большею частью не только не совпадает с тем, что
обыкновенно разумеется под красотой, но противоположна ему». «Тонкое эстетическое чувство»
Нехлюдова было для Толстого одним из указаний на то, что эстетика сама по себе не может быть
показателем уровня нравственного сознания. Очень часто в художественных занятиях Нехлюдова выдят
сатиру на дилетантизм в искусстве. Но это не совсем так. Нехлюдов в известном смысле как художник
был близок Толстому. Ведь и сам Толстой в эпоху, когда писал трактат «Что такое искусство», готов
был видеть в своем творчестве «баловство», результат «опьянения жизнью», «сон», от которого он хотел
очнуться ради иных, строгих, нравственных требований и занятий. Так сам Толстой, оставив
«перевернутыми» и неоконченными свои художественные работы, принимался за иные труды, которые
ничего общего как будто не имели с его художественными интересами и тонко развитым эстетическим
вкусом: участвовал в переписи населения Москвы, посещал ночлежные дома в Проточном переулке,
ездил по деревням, охваченным голодом. Нехлюдов обладал тем чувством, которое Толстой считал
главным в настоящей художественной натуре, – умение перенестись в состояние другого человека,
умение поставить себя на его место. Это чувство обострилось в Нехлюдове именно тогда, когда он
оставил занятия живописью. Нехлюдов, ограничивая свои интересы часто эстетическими проблемами,
не мог идти дальше в живописи, здесь он чувствовал себя бессильным. Между тем пробудившееся
нравственное сознание сделало его сильным, и он двинулся вперед, стал «открывать новые миры».
Нехлюдов был именно одаренной художественной натурой, иначе он не мог бы увидеть настоящее
поглощен «борьбой с реакцией», поэтому «ничего не знал о своей несчастной семейной жизни». Нехлюдов только что написал решительное письмо и ждал на него ответа. И перебирал в памяти различные эпизоды своего романа с замужней женщиной. Вспоминал, как она «выбежала в сад к пруду с намерением топиться, и он бегал искать ее». Его мучают приливы раздражения, страсти и отвращения – все мелкие, но цепкие чувства: «Нехлюдов слышал, что там был теперь какой-то офицер, ухаживающий за нею, и это мучило его ревностью и вместе с тем радовало надеждой на освобождение от томившей его лжи». И вдруг он получил письмо, но не от нее, а от него, то есть от ее мужа. Нехлюдов покраснел, ему казалось, что наконец приблизилась опасность. Он распечатал письмо. Обманутый муж извещал его о том, что в конце мая назначено экстренное земское собрание, и что он просит Нехлюдова непременно приехать и «поддержать». Это «поддержать» звучало и благопристойной («поддержать»), и совсем уж как-то нелепо: «толкнуть плечом»… Опасности, стало быть, не было никакой. Но меньше всего он ожидал опасности со стороны Катюши, которую уже давно выбросил из своей памяти, «это было совершенно забыто им». Он собирался жениться на княжне Корчагиной, он была «дочь богатых и знаменитых людей». Все считали, что лучшей партии для него не могло быть. И сама княжна Корчагина на протяжении нескольких месяцев вела "искусную работу", которая состояла в том, «что незаметными нитями все более и более связывала его с ней». Нехлюдов, например, бывал очень забывчив, а она напоминала ему о его долге, и между ними возникла доверительная переписка. В одно прекрасное утро, когда Нехлюдов был особенно рассеян и смотрел перед собой «остановившимися глазами», он получил письмо от княжны, письмо было написано на серой бумаге с неровными краями, острым, но разгонистым почерком. В письме было сказано: «Исполняя взятую на себя обязанность быть вашей памятью, напоминаю вам, что вы нынче, 28 апреля, должны быть в суде присяжных и потому не можете никак ехать с нами и Колосовым смотреть картины, как вы, с свойственным вам легкомыслием, вчера обещали». Письмо было легкое, шуточное, кокетливое, а между тем именно в этом заседании и произошла роковая встреча Нехлюдова с Катюшей, которая как раз и направлялась под конвоем суда, когда Нехлюдов читал письмо княжны Корчагиной. Нехлюдов считал себя художником, ради живописи он даже оставил службу: «…Он бросил службу, решив, что у него есть призвание к живописи, и с высоты художественной деятельности смотрел несколько презрительно на все другие деятельности». Однако, именно в то время, когда он решил всецело посвятить себя искусству, выяснилось, что он «на это не имел права». И в тот самый час, когда он собирался идти в здание окружного суда, где его ожидала встреча с Масловой, картина, начатая и не законченная им, стояла в его мастерской перевернутая на мольберте. «В кабинет надо было пройти через мастерскую. В мастерской стоял мольберт с перевернутой начатой картиной и развешены были этюды. Вид этой картины, над которой он бился два года, и этюдов и всей мастерской напоминал ему испытанное с особенной силой в последнее время чувство бессилия идти дальше в живописи». Нехлюдов старался как-то объяснить себе причину остановки в занятиях искусством: «Он объяснял это чувство слишком тонко развитым эстетическим чувством, но все-таки сознание это было очень неприятно». Путь духовного развития Нехлюдова, который от утонченного искусства обращается к насущным заботам настоящей жизни, полной страданий, отражает ход мысли и самого Толстого. Роман «Воскресение» был закончен вслед за трактатом «Что такое искусство?» В этом трактате Толстой утверждал, что «духовная красота, или добро, большею частью не только не совпадает с тем, что обыкновенно разумеется под красотой, но противоположна ему». «Тонкое эстетическое чувство» Нехлюдова было для Толстого одним из указаний на то, что эстетика сама по себе не может быть показателем уровня нравственного сознания. Очень часто в художественных занятиях Нехлюдова выдят сатиру на дилетантизм в искусстве. Но это не совсем так. Нехлюдов в известном смысле как художник был близок Толстому. Ведь и сам Толстой в эпоху, когда писал трактат «Что такое искусство», готов был видеть в своем творчестве «баловство», результат «опьянения жизнью», «сон», от которого он хотел очнуться ради иных, строгих, нравственных требований и занятий. Так сам Толстой, оставив «перевернутыми» и неоконченными свои художественные работы, принимался за иные труды, которые ничего общего как будто не имели с его художественными интересами и тонко развитым эстетическим вкусом: участвовал в переписи населения Москвы, посещал ночлежные дома в Проточном переулке, ездил по деревням, охваченным голодом. Нехлюдов обладал тем чувством, которое Толстой считал главным в настоящей художественной натуре, – умение перенестись в состояние другого человека, умение поставить себя на его место. Это чувство обострилось в Нехлюдове именно тогда, когда он оставил занятия живописью. Нехлюдов, ограничивая свои интересы часто эстетическими проблемами, не мог идти дальше в живописи, здесь он чувствовал себя бессильным. Между тем пробудившееся нравственное сознание сделало его сильным, и он двинулся вперед, стал «открывать новые миры». Нехлюдов был именно одаренной художественной натурой, иначе он не мог бы увидеть настоящее 84
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- …
- следующая ›
- последняя »