История русской литературы. Ч.1. Полещук Л.З. - 28 стр.

словесному закреплению своих чувств и мыслей. Пушкин имел основание так охарактеризовать
собрание «Союза благоденствия»:
       Витийством резким знамениты
       Сбирались члены сей семьи…
        Это давало возможность – с позиций более поздних норм и представлений – обвинять
декабристов во фразерстве и замене дел словами. Чацкий с позиций декабризма, как показала
М.В.Нечкина, упрекает Репетилова в пустословии и фразерстве, но он и сам не уберегся от такого же
упрека со стороны Пушкина: «Все, что говорит он – очень умно. Но кому говорит он все это?
Фамусову? Скалозубу? На бале Московским Бабушкам? Молчалину? Это непростительно. Первый
признак умного человека – с первого взгляду знать, с кем имеешь дело…» (Письмо к А.Бестужеву
1825г.). П.Вяземский в 1826 году, оспаривая правомерность обвинения декабристов в цареубийстве,
будет подчеркивать, что цареубийство есть действие, поступок. Со стороны же заговорщиков не
было сделано, по его мнению, никаких попыток перейти от слов к делу, он определяет поведение
декабристов как «убийственную болтовню» и решительно оспаривает возможность осуждать за слова
как за реализованные деяния. Это не только юридическая защита жертв неправосудия. В словах
Вяземского есть и указание на то, что «болтовня» в действиях заговорщиков перевешивала «дело».
Свидетельства этого рода можно было бы приумножить. Было бы, однако, решительным
заблуждением видеть в «витийстве резком» лишь слабую сторону декабризма. Современники
выделяли не только «разговорчивость» декабристов, они подчеркивали также резкость и прямоту их
суждений, безапелляционность приговоров, «неприличную», с точки зрения светских норм,
тенденцию называть вещи своими именами, избегая условности светских формулировок.
Декабристов характеризовало постоянное стремление высказывать без обиняков свое мнение, не
признавая утвержденного ритуала и правил светского речевого поведения. Такой резкостью и
нарочитым игнорированием «речевого приличия» прославился Николай Тургенев. Подчеркнутая
несветскость и «бестактность» речевого поведения определялась в близких к декабристам кругах как
«спартанское» или «римское» поведение. Оно противопоставлялось отрицательно оцениваемому
«французскому». Темы, которые в светской беседе были запретными (например, вопросы
помещичьей власти, служебного протекционизма), становились предметом прямого обсуждения.
Прежде всего отменялось различие между устной и письменной речью: высокая упорядоченность,
политическая терминологичность, синтаксическая завершенность письменной речи переносилась в
устное употребление. Фамусов имел основание сказать, что Чацкий «говорит, как пишет». В данном
случае это не только поговорка: речь Чацкого резко отличается от речи других персонажей именно
своей книжностью. Он «говорит, как пишет», поскольку видит мир в его идеологических, а не
бытовых проявлениях. Так, в политическом лексиконе Н.Тургенева слово «хам» означало
«реакционер», «крепостник», «враг просвещения». В письме брату Сергею он писал: «Тьма и хамство
везде и всем овладели». Рылеев – человек серьезного поведения не только на уровне высоких
идеологических построений, но и в быту такой подход подразумевает для каждой значимой ситуации
некоторую единственную норму правильных действий. Дельвиг, как и арзамасцы или члены
«Зеленой лампы», реализует игровое поведение, неоднозначное по сути. В реальную жизнь
переносится ситуация игры, позволяющая считать в определенных случаях допустимой условную
замену «правильного» поведения противоположным. Декабристы культивировали серьезность как
норму поведения. Отношение декабристов к культуре словесной игры как форме речевого поведения
было отрицательным. Дельвиг не предлагает всерьез воспринимать его слова как декларацию
моральных принципов, его интересует острота высказывания. Рылеев же не может наслаждаться
парадоксом там, где обсуждаются этические истины. Каждое его высказывание – программа. То, что
для Дельвига вообще не имеет значения (не является знаком), для Рылеева было бы носителем
идеологического содержания. Для Дельвига возможность быть одним в поэзии, другим в жизни не
воспринимается им как двойственность и не бросает тени на характер в целом. Поведение Рылеева в
принципе едино, и для него такой поступок был бы равносилен теоретическому признанию права
человека на аморальность. Так разница между свободолюбцем Дельвигом и декабристом Рылеевым
рельефно проявляется не только на уровне идей или теоретических концепций, но и в природе их
бытового поведения.
        Карамзинизм утвердил многообразие поведения, их смену как норму поэтического
отношения к жизни. Напротив, для романтизма поэтическим было единство поведения,
независимость поступков от обстоятельств. Так, Лермонтов писал о Наполеоне: «Один он был везде,
холодный, неизменный». «Будь самим собою», – писал А.Бестужев Пушкину. Священник
Мысловский, характеризуя поведение Пестеля на следствии, отмечал: «Везде и всегда был равен

                                               28