История русской литературы. Ч.1. Полещук Л.З. - 29 стр.

самому себе; ничто не колебало твердости его». «Единство стиля» в поведении декабриста имело
своеобразную особенность – общую «литературность» поведения романтиков, стремление все
поступки рассматривать как знаковые. «Театральность» поведения декабриста никак не означала его
неискренности и не содержит никаких негативных характеристик. Это лишь указание, что поведение
получает некоторый сверхбытовой смысл, причем оцениваются не сами поступки, а их
символическое значение. Подчеркнутое внимание к слову, жесту, поведению в целом для самого
декабриста связывалось с восприятие себя как исторического лица, а своих поступков – как
исторических. Вступление в тайное общество осознавалось декабристом как переход в мир
исторических лиц. Тайное общество – союз великих людей. Поведение же великого человека должно
коренным образом отличаться от обыденной жизни человечества. Оно принадлежит Истории и будет
изучаться философами, воспеваться поэтами. Осознание себя как героического лица заставило
оценивать свою жизнь как цепь сюжетов для будущих историков, а вслед за ними – поэтов,
художников, драматургов. С этой позиции в оценку собственной реальной жизни невольно
вмешивался взгляд со стороны – с точки зрения потомков. Потомок – зритель и судья того, что
великие люди разыгрывают на арене истории. И декабрист всегда ощущает себя на высокой
исторической сцене. Отчетливо это чувство проявилось в словах самого молодого из декабристов
Александра Одоевского, с которыми он вышел из квартиры Рылеева на Сенатскую площадь: «Умрем,
братцы, ах, как славно умрем!» С точки зрения политического деятеля, общая гибель связана с
неудачей, провалом, следовательно, может вызвать лишь горькие чувства, но с точку зрения
грядущего историка, поэта, героическая смерть может выглядеть величественнее, чем прозаическая
гибель. Поступок декабриста увенчивался Словом – его итогом, оценкой, раскрытием его
символического смысла. В жизни слово существует, если влечет за собой действие, в воззрениях
декабриста поступок существует, если увенчивается Словом. Гете провозгласил в «Фаусте»,
перефразируя Библию: «В начале было Дело». Для Просветителя 18 века в начале было Слово. Для
декабриста Слово было и началом, и венцом, и импульсом к историческому действию, и его высшим
смыслом. Достаточно сопоставить речь Чацкого и московских «старух» и «стариков». Язык Чацкого
книжен и патетичен, язык «грибоедовской Москвы» – сочен и привлекает нас сейчас богатством
смысловых оттенков. Но с позиций самого Грибоедова, речи Чацкого – патетический и гневный язык
гражданина, а Москва говорит языком «старух зловещих, стариков». И наконец, слово декабриста –
всегда слово, гласно сказанное. Декабрист публично называет вещи своими именами, «гремит» на
балу и в обществе, поскольку именно в таком назывании видит освобождение человека и начало
преобразований. Федор Глинка – один из активнейших и трогательно благородных людей эпохи,
писатель и боевой офицер, полковник гвардии и нищий бессребреник, идя на бал, записывает:
«Порицать Аракчеева и Долгорукова, военные поселения, рабство и палки, леность вельмож, слепую
доверенность к правителям канцелярий…» Он идет на бал как на кафедру, «греметь» и поучать. Тут
же на балу он оглашает случаи крепостнических злоупотреблений и организует подписки для выкупа
на волю крепостного поэта или скрипача. Конечно, такое поведение в свете казалось наивным и
смешным. Простодушен Глинка, «неуклюж» Кюхельбекер, неловок и «бестактен» Пьер Безухов в
романе Л.Толстого «Война и мир». Однако прямолинейность и даже некоторая наивность,
способность попадать в смешные, со светской точки зрения, положения были также совместимы с
поведением декабриста, как и резкость, гордость и даже романтическое высокомерие. Поведение
декабриста абсолютно исключает вовсе не эти «странности», а уклончивость, игру оценками,
способность «попадать» в тон, как Молчалин.
       Все эти особенности речевого поведения декабриста, по сути дела, глубоко парадоксальны,
так как находятся в сложном и противоречивом отношении к проблеме конспирации, подпольной
деятельности. Так, конспиратор вне круга «своих», погруженный в мир враждебного ему общества,
может вести себя двумя способами. Первый способ – романтический: оставаясь конспиратором,
декабрист не только не скрывает в обществе таинственного характера своей жизни, но, напротив,
всячески его подчеркивает. Он не «нисходит» до того, чтобы прятать от общества свои убеждения, и,
вступая в противоречие с самой сущностью конспирации, театрализует свою речь, интонации, жесты,
одежду. Так, Николай Тургенев подводил под такое нарочитое нарушение конспиративности
своеобразную теорию. Он говорил, что свободные взгляды приобретены молодежью не для того,
чтобы нравиться «хамам». Не случайно в эпоху декабризма конспирация проявлялась в том, чтобы
скрывать конкретные решения и планы тайного общества, но самый факт существования тайного
общества и даже его состав, список практически не был секретным. Он был известен и императору и
очень широкому кругу лиц. Не случайно в дальнейшем, в 1821 году, декабристам пришлось
прибегнуть к фиктивному роспуску тайного общества, чтобы воскресить совсем исчезнувшую

                                               29