История русской литературы. Ч.1. Полещук Л.З. - 99 стр.

подчеркнуто «испанской» транскрипции имени (вошедшего в русскую литературу во французской
огласовке) несколько обособляет своего героя от его многочисленных литературных
предшественников, - прежде всего Жуана из оперы Моцарта. Легковесный Дон Гуан Пушкина не
просто обречен на трагический итог, он с самого начала поставлен в невыносимое положение.
Любовная игра – едва ли не единственное (кроме дуэли) занятие Дона Гуана; она невозможна без
игры словесной, без использования особого любовного языка – яркого, метафорического, но
условного и не предполагающего веры в реальность сказанного. А в мире «Каменного гостя» все
шутливые слова звучат всерьез, все фантастические метафоры в конце концов реализуются в жизни,
от слова до дела – один шаг. Дон Гуан об этом не догадывается – и гибнет. Уже в первой сцене,
разговаривая со своим слугой Лепорелло на улицах ночного Мадрида, Дон Гуан роняет случайную
фразу, которая «предсказывет» его будущее общение с миром «мертвых»: женщины в тех
«северных» краях, куда он был сослан, голубоглазы и белы, как «куклы восковые», - «в них жизни
нет». Затем вспоминает о давних свиданиях в роще Антониева монастыря с Инезой, о ее
помертвелых губах. Во второй сцене он является к своей былой возлюбленной, актрисе Лауре,
закалывает шпагой ее нового избранника Дона Карлоса, который, по несчастию, был братом гранда,
убитого им на дуэли, целует ее при мертвом и не придает значения словам Лауры: «Что делать мне
теперь, повеса, дьявол?» И к чему придавать им значение, если сам Дон Гуан (вопреки репутации) не
считает себя особенно «развратным, бессовестным, безбожным»; он просто беззаботен и смел, охоч
до приключений. Но слово Лауры – «дьявол» невольно указывает на его опасное сближение с
демоническими силами, как собственные слова Дон Гуана «о куклах восковых» предупреждают его
опасное сближение с царством «оживших автоматов» (распространенный мотив романической
литературы 1830-х годов). Тот же «сюжетно-языковой мотив» будет развит в реплике Доны Анны в
сцене свидания:

       О, Дон Гуан красноречив – я знаю.
       Слыхала я: он хитрый искуситель.
       Вы, говорят, безбожный развратитель,
       Вы сущий демон.
       В третьей сцене – на кладбище Антониева монастыря, перед могильным памятником
Командора – Дон Гуан окончательно попадается в словесную ловушку. Воспользовавшись тем, что
Дона Анна никогда не видела убийцу мужа, Дон Гуан, переодевшись монахом, появляется перед
вдовой. В соблазнительных речах Дон Гуана обыграна пикантность ситуации. Он молит не о чем-
нибудь – о смерти (разумеется, у ног Доны Анны); он осужден на жизнь, он завидует мертвой статуе
Командора («… счастлив, чей хладный мрамор / Согрет ее дыханием небесным»); он мечтает о том,
чтобы возлюбленная могла коснуться «легкою ногою» его могильного камня. Все это обычное
любовное витийство, пышное и пустое. Счастливый Дон Гуан, приглашая статую прийти на
завтрашнее свидание и стражем стать у двери, шутит. И даже то, что статуя дважды кивает в знак
согласия, пугает его лишь на миг. Четвертая сцена – назавтра в комнате Доны Анны – начинается все
тою же беззаботной игрой слов. Представившись накануне неким Диего де Кальвадо, Дон Гуан
постепенно готовит собеседницу к объявлению своего настоящего имени, прибегая к условным
образам любовного языка («мраморный супруг», «убийственная тайна», готовность за «сладкий миг
свиданья» безропотно заплатить жизнью, поцелуй на прощанье – «холодный»)… Но все это уже
сбылось: мертвая статуя демонически ожила, живому Дон Гуану предстоит окаменеть от
рукопожатия ее «мраморной десницы», стать по-настоящему холодным, заплатить жизнью за «миг»
свидания… Единственная возможность, какую Пушкин дарит своему герою, прежде чем тот
провалится со статуей в преисподнюю, – это сохранить достоинство, встретить смерть с той высокой
серьезностью, которой так недоставало Дону Гуану при жизни: «Я звал тебя и рад, что вижу».
       Дон Гуан не просто искатель любовных приключений, но прежде всего ловец сердец.
Улавливая чужие – женские – души и сердца, он утверждает себя в жизни, утверждает несравненную
полноту своей жизни. Аполлон Григорьев определил Дон Гуана как «вечно жаждущую жизни
натуру». Он поэт не только любви – он поэт жизни. Дон Гуан каждую минуту другой – и каждую
минуту искренен и верен себе. Он искренен со всеми женщинами. Искренен Дон Гуан и тогда, когда
говорит Доне Анне:

       Но с той поры, как вас увидел я,

                                               99