ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
В первой половине XX века по сути происходило новое, второе открытие Гоголя. «Серебряный»
век ощущал себя преемником века «золотого». Литературная мысль заново открывала его корифеев,
проникая нередко в недоступные ранее глубины их творчества. Общеизвестно суждение А. Блока по
поводу огромного диапазона художественного опыта классики, который становится в его эпоху рецеп-
тивным: «Нет сейчас, положительно нет ни одного вопроса среди вопросов, поднятых великой русской
литературой прошлого века, которыми не горели бы мы». [Блок, 1962].
Важным компонентом литературного процесса этого времени было многообразие художественных
интерпретаций творчества писателей-классиков. «В отличие от литературной ситуации середины XIX
века, когда русский реализм конструировался как «гоголевское направление», в новой литературной си-
туации Гоголь предстал как часть некоторой «чужой» – для реалистической традиции-системы. Именно
поэтому так легко появляются соотнесения Гоголя, с одной стороны, с романтической традицией (А.
Ремизов), а с другой – с символизмом (А. Белый)». [Паперный, 1992].
«Именно похожесть на Гоголя становится в русской литературе XX века признаком связей с его на-
следием <...>
В ряде произведений А. Ремизова и в большинстве романов А. Белого легко обнаруживается присутст-
вие значительных «слоев» гоголевских цитат (иногда в виде переработанных целостных повествова-
тельных структур), стилизующих существенные аспекты гоголевской поэтики». [Паперный, 1992: 27].
Е.И. Замятин тоже сумел «сквозь Гоголя выразить себя», используя различные средства интертек-
стуальности. Опираясь на гоголевское сочетание «высмеивающего смеха» и стихии «одушевления ли-
ризмом», развивая систему «разнонаправленного» сказа с помощью контаминаций различных типов
«чужого слова», Е.И. Замятин создает новый тип повествования: неореалистическую орнаментальную
прозу. По его мнению, литература 1910-х годов была «заражена ядами войны. Она строится на ненавис-
ти – на классовой ненависти... Только тогда, когда мы вместо ненависти к человеку поставим любовь к
человеку – придет настоящая литература», а Гоголь – это «любовь к человеку, к миру». [Замятин, 1988].
Современники усматривали в произведениях Замятина «традицию Н.В. Гоголя критико-
обличительной направленности», но религиозно-мистическое творчество писателя XIX века повлияло на
автора «Уездного» не в меньшей степени.
К. Мочульский в книге «Духовный путь Гоголя» утверждал, что именно автору «Тараса Бульбы»
было суждено «круто повернуть всю русскую литературу от эстетики к религии, сдвинуть ее с пути
Пушкина на путь Достоевского», что традиции, характеризующие великую русскую литературу, став-
шую мировой, «ее религиозно-нравственный строй, ее гражданственность и общественность, ее боевой
и практический характер, ее пророческий пафос и мессианство» были намечены Гоголем. [Мочульский,
1996].
Автор «Алатыря» не смог избежать «доминантного для русской духовности православного факто-
ра», о чем свидетельствует, безусловно, гоголевский след в его творчестве, а именно поиски плодотвор-
ных связей между чувством и разумом, знанием и интуицией, личностью и обществом, природой и ци-
вилизацией, прошлым и будущим, христианством и социализмом, то есть поиск «синтетизма» в «со-
рванном с якорей» мире, который он вел.
Замятин, по мысли М. Корякова, уже в «Уездном» доказал всем, что он «вырос от гоголевского
корня». И хотя, «как и Гоголя, его в часы творчества, художественного видения и видения России – об-
ступали не люди с лицами, а чудища с харями», хотя он видел много «нечеловеческого, искажающего
образ и подобие Божие», не только обличительный пафос, но и надежда на «просветление личности»
живет в этой замятинской повести. [Коряков, 1967].
Загубленные душевные возможности – чисто гоголевский мотив – стилизуется в первых же повес-
тях Замятина, где при помощи названий подчеркивается обобщенность национального, устанавливается
традиционное место действия («Уездное», «На куличках», «Алатырь»), выражается связь с интертек-
стом Гоголя. «Омертвение душ» Замятин изображает именно гоголевским способом, не просто перено-
ся гротескные гоголевские образы-маски в свои произведения, но и развивая этот прием.
Так, Замятин, широко применяя гоголевский прием характеристики образа с помощью портрета-
маски развил его, «сконцентрировал» этот прием: у него одна деталь портрета – уже характер. Боль-
шинство героев наделены одной, сквозной чертой, в основе которой лежит уподобление вещному миру
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- …
- следующая ›
- последняя »
