ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
подчеркиваемые многократно, исчезают при получении письма от генерала Азанчеева и Маруся по-
ставлена перед выбором: спасти жизнь мужа своим позором и унижением, или покориться беде – следу-
ет сравнение с падением с детских качелей ребенка.
С помощью юмористических сравнений, развернутых в маленькие сюжеты, прозаик смягчает
трагизм ситуаций и выражает свое оптимистическое отношение к происходящей жизненной драме.
Смех – это победа над явлением, которое осмеивается. Замятин подает надежду на лучшее в самых,
казалось бы, безвыходных ситуациях, «окутывая» тот или иной драматический эпизод «смеховым
лиризмом».
Маруся превращается из ребенка в страдающую женщину: «Умерла Маруся – веселая девочка на
качелях. Увидел Андрей Иваныч строгую, скорбную женщину, рожавшую и хоронившую: вот эти вот
глубокие морщины по углам губ – разве не следы от похорон? И пусть запашет жизнь борозды еще
глубже – все стерпит, все поднимет русская женщина», – утверждает Замятин, вкладывая юмор в раз-
вернутое сравнение. [Замятин, 1989: 165].
Улыбка Маруси после рокового посещения генерала Азанчеева описана так: «Бывает вот, над кла-
дью грузчики иной раз тужатся-тужатся, а все ни с места. Уж и дубинушку спели, и куплет какой-
нибудь ахтительный загнули про подрядчика – ну, еще раз! – натужились: и ни с места, как заколдова-
но. Так вот и Маруся сейчас тужилась улыбнуться: всю свою силу в одно место собрала – к губам – и не
может, вот – не может, ни с места, и все лицо дрожит». [Замятин, 1989: 169].
Важность этого приема для выявления своей позиции автор повести подчеркнул в заглавии: глава
названа «Кладь тяжелая» и несомненно соотнесена с развернутым сравнением улыбки Маруси с рабо-
той грузчиков. Характер такого «смеха» – «хоровой, социальный, объединяющий». [Бахтин, 1986]. Тра-
гедия Маруси приобретает в результате ее сравнения с усилиями грузчиков народный характер, а зна-
чит, содержит в себе возможность преодоления, «спасения».
Многие персонажи повести «На куличках», в том числе и главные, характеризуются двойственно-
стью, «загубленностью духа». Автор передает это с помощью уподобления вещному миру. Шмит –
«металл», «как будто даже тяжелый для земли», и лед – «синий напруженный лед в половодье: секунда
– и ухнет, с грохотом», лицо «неровное какое-то, из слишком твердого сделано, нельзя было как следует
заровнять». [Замятин, 1989: 144]. Тихмень – каланча, нелепо торчащая среди низких строений.
Как у Гоголя, герои имеют прозвища, а не имена. Фамилии служат синонимами прозвищ, так как
отражают семантику характера. Только Половец, «голосом» которого повествует рассказчик, назван по
имени и отчеству да женские персонажи имеют имена (Маруся, Катюшка Нечеса, Фелицата – жена
Азанчеева, Аглая – своячница генерала).
Имена героев заключают необязывающую, но явную отсылку к их первоначальным, древним смыс-
лам и служат у Замятина выражением иронии; их семантика полностью противоположна действитель-
ности (Екатерина – чистая. А Катюшка Нечеса при живом муже имеет девять детей от разных мужчин.
Фелицата – счастливая. А Фелицата Африкановна – мученица, потерявшая рассудок от постоянных из-
девательств мужа, лишенная счастья материнского, счастья любви).
О противоположности смысла имени главного героя и его судьбы как об интертекстуальном приеме
мы уже говорили выше.
Гоголь часто использовал семантику имени и в прямом, и в противоположном смысле в зависимо-
сти от жанров своих произведений. В «Шинели» и сборнике «Миргород» подавляющее большинство
имен – отражения характера. (Акакий – незлобивый, Пульхерия – прекрасная, Афанасий – бессмертный,
Галина, Ганна – ясная, Павел – маленький). А в «Ревизоре» имена иронически, контрастно подчеркива-
ют истинную, а не заявленную суть героев. (Лука Лукич – пресветлый, Ам-мос – отягощенный, Арте-
мий Филиппович – целый и т.д.). И у Гоголя, и у Замятина имя играет важную интертекстуальную роль,
так как зачастую (почти всегда) содержит не только семантическую подоплеку, но и не явную интер-
текстуальную посылку к образу святого или героев русского фольклора и предшествовавшей литерату-
ры.
В повести «На куличках» это относится прежде всего к женским именам. Причем Е.И. Замятин сам
указывает на то, что «эмпирическое недолжное существование как будто лишь профанирует должную
сущность, проступающую сквозь их христианские имена».
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- …
- следующая ›
- последняя »