ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
страшно: штыки – и взвиваются херувимы вверх со всего маху: – Упразднить законы – вопче». [Замя-
тин, 1988: 3; 362].
Ощущение вселенского масштаба социальной катастрофы, происшедшей в России, уверенность
в гибельности политического строя, опирающегося «на штыки», Замятин передает с помощью гро-
теска, приемы которого разработаны в сказках Салтыкова-Щедрина: ситуация исторического явле-
ния переносится на явление фольклорное, мифологическое, но противоположное по смыслу и рас-
сматривается «сквозь увеличительное стекло», доводится до абсурда и «уничтожается, развенчива-
ется смехом».
Сказки Замятина, созданные в 1917 – 19 годы, отличаются усиленной политической окраской, но не
теряют своего мифологического «универсального» характера.
Из них исчезает прием уподобления то человеческой жизни, то животному миру (низшему), то «не-
бесному царству» (высшему) с целью развенчивания гибельных основ человеческого бытия, как это бы-
ло в сказках «Бог», «Петр Петрович», «Ангел Дормидон», «Дьячек», «Херувимы», «Халдей».
Фантастика сказок писателя коренится теперь в самом реальном мире, а не в параллельных мирах.
Несколько видоизменяются и пространственно-временные формы в послереволюционных сказках. За-
мятин отличался структурным и содержательным разнообразием своего творчества. Если в сказке «Бог»
использован микро- и макроконтинуум, предваряющий новейшие технократические концепции миро-
устройства (Бог – экспериментатор, человек – объект эксперимента), то в сказках «Петр Петрович»,
«Картинки», «Дрянь-мальчишка» – параллельное пространство-время. А в сказках «Дьячек», «Ангел
Дормидон», «Херувимы» – библейско-мистический континуум.
В большинстве сказок послереволюционного периода использован сатирическо-
фантасмагорический континуум, идущий от традиции Салтыкова-Щедрина, при котором «строится
новое и в то же время – вторичное, по основным составляющим бытие – нивелируется само понятие
пространства и времени». Сказки этого периода представляют собой своеобразный цикл, в котором
реалии новой революционной действительности передаются художественно с помощью экспери-
ментально-стилевого переосмысления русской сатиры Салтыкова-Щедрина.
Ядром цикла можно считать четыре сказки «Про Фиту» (1917).
Фита изучает канцелярские дела и «молится, степенно, только печать болтается». С рождения герой
лицемерен, прикрывается верой, которой на самом деле в нем нет. «Отец названый», околоточный уве-
рен, что Фита станет губернатором. «Самопроизвольно» Фита им становится: «Прикатил Фита в губер-
нию на курьерских, жителей собрал немедля – ну разносить: – это – что у вас такое? Холера, голод? И –
я вас! Чего смотрели, чего делали?». [Замятин, 1989: 510].
Предписанием «дьявола № 666 Фита отменяет голод: «Сим строжайше предписывается жителям
немедля быть сытыми. Фита». [Замятин, 1989: 510]. Сюжетные параллели с градоначальниками Щедри-
на очевидны – текст сказок про Фиту насыщен скрытыми и явными цитатами.
Благодарные жители «воздвигли Фите монумент». Но после того, как холерные стали «противопра-
вительственно» помирать, возник бунт: «И скончался Фита так же не по-настоящему, как и начался: не
кричал, и ничего, а только все меньше и меньше, и таял, как надувной американский черт.
И осталось только чернильное пятно, да эта самая сургучная печать за нумером». [Замятин, 1989: 510].
Угрюм-Бурчеев у Салтыкова-Щедрина исчезает таким же образом: «Моментально исчез словно растаял
в воздухе. История прекратила течение свое». [Салтыков-Щедрин, 1969: 8, 423].
Событийная основа первой сказки включает в себя целую систему реминисценций из «Истории од-
ного города» Салтыкова-Щедрина, завуалированных в символике Е. Замятина. Так «предписания Фи-
ты» вызывают в памяти «Устав о добропорядочном печении пирогов», изданный Беневоленским в го-
роде Глупове, где пункт первый гласил: «Всякий да печет по праздникам пироги, не возбраняя себе та-
ковое печение и в будни». [Салтыков-Щедрин, 1969: 8; 362].
«Глуповская восторженность и обычное глуповское легкомыслие» сквозят в поступках жителей,
управляемых Фитой-фанатом. «Сатанинская основа» деятельности Фиты, подчеркнутая числом зверя
666, стоящим на его первом «предписании», вызывает ассоциации с щедринским Угрюм-Бурчеевым,
которого в народе «кликали Сатана»: «Когда у глуповцев спрашивали, что послужило поводом для та-
кого необычного эпитета, они ничего толком не объяснили, а только дрожали. Молча указывали они на
вытянутые в струнку дома свои < ... > на форменные казакины, в которые однообразно были обмунди-
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- …
- следующая ›
- последняя »
