ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
Замятин намеренно усиливает намеки на щедринскую сатиру в «Последней сказке про Фиту», ис-
пользуя их в качестве сопоставления с дореволюционной царской Россией, в качестве инструмента по-
знания своего исторического времени и как способ формирования представления о «русском будущем»
и о всеобщих законах развития человечества.
«Последняя сказка про Фиту» начинается с прямого переноса «щедринского слова» в художествен-
ную ткань своего произведения: «А был тоже в городе премудрый аптекарь: человека сделал, да не как
мы грешные, а в стеклянной банке сделал, уже ему ли чего не знать?» Ассоциация с «Премудрым пес-
карем» Салтыкова-Щедрина сменяется в следующем абзаце замятинской сказки аналогией со сказкой
«Медведь на воеводстве»: «Глянул в окошко премудрый аптекарь: какие дома с коньками, какие с пе-
тушками; какие жители в штанах, какие в юбках. – Очень просто, – Фита говорит. – Разве это порядок?
Надо, чтоб все одинаковое. Вообще». [Замятин, 1989: 518].
Вспомним у Салтыкова-Щедрина: «Такая в ту пору вольница между лесными мужиками шла, что
всякий по-своему норовил. Звери – рыскали, птицы – летали, насекомые – ползали, а в ногу никто мар-
шировать не хотел. Понимали мужики, что их за это не похвалят, но сами собой остепениться уже не
могли». [Салтыков-Щедрин, 1969: 16, 1, 51].
И как бы продолжая сказку Салтыкова-Щедрина, Замятин пишет далее: «Так-так-так. Жителей –
повзводно да за город всех, на выгон. И в пустом городе – пустили огонь с четырех концов: дотла вы-
ело, только плешь черная, да монумент Фите посередке». [Замятин, 1989: 518].
Вновь скрытая цитата из «Истории одного города», где жители, подчеркивая свою «непреклон-
ность» и долготерпение говорят о себе: «Ежели нас теперича всех в кучу сложить и с четырех концов
запалить – мы и тогда противного слова не молвим». [Салтыков-Щедрин, 1969: 8, 311].
Замятин и дальше строит всю сказку на реминисценциях из творчества русского сатирика XIX сто-
летия. Город, воздвигнутый Фитой, – это угрюм-бурчеевский «пейзаж, изображающий пустыню, посре-
ди которой стоит острог; сверху вместо неба нависла серая солдатская шинель...». [Салтыков-Щедрин,
1969:8, 399].
Замятин пишет: «К утру – готово: барак, вроде холерного, длиной в семь верст и три четверти, по
бокам – закуточки с номерами. И каждому жителю – бляху медную с номерком и с иголочки – серого
сукна униформу». [Замятин, 1989: 520].
Сопоставьте с щедринским городом Непреклонском: «Каждая рота имеет шесть сажен ширины – не
больше, не меньше... Все дома окрашены светло-серою краской, и хотя в натуре одна сторона улицы
всегда обращена на север или восток, а другая на юг или запад, но даже и это упущено было из вида, а
предполагалось в одно и то же время дня и ночи». [Салтыков-Щедрин, 1969: 8, 404].
Проблема уничтожения личности путем нивелирования всех сторон социальной и бытовой жизни
очень волновала
Е. Замятина, что доказывает обращение писателя к ней не только в художественном творчестве, но и в
публицистике.
В статье «О равномерном распределении» (1918) Замятин иронизировал по поводу «уравнительной жа-
жды» советского строя: «Нужно, чтобы глупость и гений были тоже равномерно распределены по едо-
кам. Неумеренный гений и неумеренная глупость – одинаково возбуждают зависть, и потому не место
им в счастливом фаланстере». [Замятин, 1988: 346].
Художник с ужасом наблюдал, как те же «уравнительные» тенденции властвуют в писательских
организациях, особенно в Пролеткульте, где не учитывали разницы между духовной и материальной
сферой: «Пролеткульту нужны рабы, и рабы у него будут, но искусства не будет». [Замятин, 1988: 346].
Уничтожение свободы личности, уравнивание всех ведет к рабству и полной деградации человека –
утверждает Замятин в «Последней сказке про Фиту». После «унификации быта» жители потребовали
устранить все, что отличает одного человека от другого. «Депутаты ... четверо в униформе, почтенные
такие жители, лысые, пожилые» пытаются «устранить» неравенство: «Аптекарь кучерявый ходит, а ко-
торые под польку, мы – лысые < ... > По кучерявому всех – не поодинаковить, делать нечего – надо по
лысым равнять. И стали... все – как колено. А аптекарь премудрый – чудной стал, облизанный, как кот
из-под дождичка». [Замятин, 1989: 520].
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- …
- следующая ›
- последняя »
