ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
Если роман «История одного города» заканчивается апокалипсическим ужасом, то пьеса Замятина
– революционным взрывом, сметающим тиранов и освобождающим народ. Замятин также усиливает в
своей пьесе мотив повального пьянства: «водка для народа – все», который только намечен у его пред-
шественника.
Педалируется автором романа «Мы» и мотив «слепой веры» народа. У Салтыкова-Щедрина Пахо-
мыч и Евсеич – это глуповские свободолюбцы, судьбы которых трагичны. Им сочувствует народ как
борцам за правду: «Небось. Евсеич, небось! С правдой тебе везде жить хорошо!» «С этой минуты исчез
старый Евсеич, как будто его не свете не было, исчез без остатка». [Салтыков-Щедрин, 1969: 314].
Замятин же помещает этих героев в разряд «лиц, подвергаемых действию», и дает им ироническое
определение «излюбленные старички».
В происшествие первом: «Доисторическом» – Евсеич и Пахомыч выступают носителями «умиро-
творяющего воздействия православия» и практической народной мудрости одновременно. Они посто-
янно останавливают кровопролития и вразумляют глуповцев: «Пахомыч: Господа Головотяпы, ну как
же это? Ведь мы эдак головами друг об дружку тяпаться будем – так всех перетяпаем, и на развод не
останется. Уж сколько разов мы уговаривались, чтобы начать наново, миром жить». [Замятин, 1991: 16].
Эти герои одновременно выполняют функцию «носителей русской идеи» в ее ироническом аспекте:
«Пахомыч. Нет на свете народа нас храбрее и умнее... Головы у нас на пле-
чах – крепкие растут, хоть кол на них теши... Головотяпы. Так! – Так! Пахомыч. Крамольник... за-
ткнись! Выходит, говорю согласно истории: велика наша земля и обильна, а порядка в ней нет». [Замя-
тин, 1991: 16].
По логике пьесы получается, что великодержавие, поддерживаемое церковью, приводит к тотали-
таризму. И тот же Пахомыч в пьесе способствует этому: «Пахомыч. Одно нам осталось: князя себе за-
вести. Он, батюшка, чиновников, солдатов у нас понаделает и острог с решеткой поставит... – заживем
по-хорошему!». [Замятин, 1991: 16].
В происшествии втором: «Органчик» – излюбленные старички уже «управляют народом» в унисон
с чиновничье-бюрократическим аппаратом, способствуя «поклонению начальству» и слепой вере в ба-
тюшку-градоначальника. Замятин придумывает оригинальный эпизод; намекающий на послереволюци-
онное поколение умерших вождей: во время починки головы Брудастому, Евсеич истолковал слова Ку-
рицын-сына «православные... батюшка наш пребывает в полной сохранности и нетлении», как весть о
кончине начальника и его «приобщении к лику святых и начинает требовать «мощи» для поклонения.
Примечательно, что у Салтыкова-Щедрина этот мотив с такой настойчивостью не разрабатывает-
ся, а для писателя-еретика эпохи 20-х годов ХХ века он, очевидно, становится более актуальным, и
вводится в замятинскую пьесу как сквозной.
Еще одно принципиальное отличие от «пратекста», что Замятин в своей «Истории одного города»
показывает позорное приспособленчество официального храмового православия. В происшествии чет-
вертом: «Цивилизация» Пахомыч и Евсеич не только обещают голодным глуповцам «убоину» на том
свете, но и внушают «благовейную веру» в «божественное происхождение властителей». Летающий
Великанов вызывает у Евсеича «умиление»: «Глядите, глядите. Батюшка-то наш... чисто херувимчик!».
Чтобы отцепить Великанова от колокольни, чиновники при молчаливом согласии народа требуют «коло-
кольню свалить» (прозрачный намек на уничтожение храмов в России). И когда народ выражает слабый
протест (Чудак: От хорошей жизни не полетишь), то Пахомыч смягчает ситуацию: «Он говорит, что
жизнь-де наша хорошая, и так всем довольны. Благодарим покорно...». [Замятин, 1991: 23].
Времена «Грехопадения и покаяния», отражающие «бесстыжее глуповское неистовство», полное
падение нравов, спроецированы на современную эпоху, и Замятин подчеркивает полное перерождение
церкви в «новоцерковцев», поддерживающих новый коммунистический «тоталитарный режим».
Смесь из церковной лексики и пролетарской терминологии дает эффект полного сатирического ра-
зоблачения двойственности позиций адресатов. Такой же прием (смешение библейского, церковносла-
вянского, простонародного и канцелярского стилей) повсеместно использовал Салтыков-Щедрин.
Актуальным для замятинского варианта «Истории одного города» было осознание роли «народных
пророков», юродивых, которые представляли другой полюс тоталитаризма – антирационализм в исто-
рическом процессе.
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- …
- следующая ›
- последняя »
