ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
закат. Ветер вихрил пыль и песок, и далеко по дороге вставали темные путники, головою до неба, мед-
ленно наступали на пустынь. Миг – и нет, и только выметенное ветром пустое небо». [Замятин, 1989:
254].
«Пустое небо» – это символ опустошенности и духовной разобщенности людей. И хотя «огненный
язык» беды, смирен «явленой иконой Ширшей небес», одновременно «негасимый огонь в лампаде за-
гас. Был мрак в келье... Была пустота и усталость неизмеримая. Почуял Селиверст: весь он такой же –
громадный, наполняющий Вселенную. И в то же время – муравьино-крошечный». [Замятин, 1989: 258].
Только перед смертью наступает у героя прозрение: он понимает тщетность своих богоборческих
усилий. И вспоминает «другого себя и другую зарю – рядом с ним тогда бы-
ла – она, та самая, единственная». Он увидел ее так явно, сидящей на ковре, что осознал: «Совершилось
для него первое в жизни, величайшее чудо». [Замятин, 1989: 257].
В «Рассказе о самом главном» реминисценция из Достоевского оформляет мотивы «вселенскости»
и «жажды жизни». Герой Замятина Куковеров понял это: «Я все думал... Вот кружка с водою, жестяная
– вот, видишь, тут грязь вверху под рубчиком? Понимаешь – вот я смотрел на нее и думал: она завтра
будет совершенно такая же... Там, может быть, – совершеннейшая пустота, пустыня, ничего – и пони-
маешь, думаю: вдруг увидеть там вот эту самую кружку и вот тут на ней грязь – может быть, это такая
невероятная радость –
такая ...». [Замятин, 1989: 432].
Сопряжение «грязной кружки» и «вечности», понимание смерти как «пустыни», напоминает интер-
текст Достоевско-
го – рассуждения Федора Карамазова, представлявшего вечность «затхлой банькой», где по углам висят
пауки. Герой Достоевского делает вывод, что если вечность – пустыня, то нужно насладиться земной
жизнью вволю, а значит «все дозволено», любая подлость оправдана. У Замятина Куковеров уверен, что
какой бы ни была развязка, сулит ли смерть «вечное блаженство» или «пустыню», «самое главное»
быть человеком, «не потерять своей души». [Замятин, 1989: 432]. За это молится мать Куковерова, спа-
сая его от духовного падения.
Вновь возникает интертекстуальный диалог с Достоевским, у которого материнская молитва всегда
спасает на краю духовной гибели. Особую значимость женского начала для «жизни духа» ощущали
многие герои Достоевского, особенно Митя Карамазов, которого «мать ли чья», «молитва ли чья» спас-
ла от отцеубийства. Особая значимость категории «женского» и для идейно-эстетической системы
творчества Замятина очевидна.
Замятин, как и Достоевский, при художественном воплощении идеи «женственной сути Божества»
использует сквозной мотив «детскости» человечества. В творчестве Ф.М. Достоевского эта мысль за-
ложена в фундамент многих произведений.
Человек – раним и незащищен, как дитя в своей «безблагодатности». Человек – «недооформленное,
становящееся существо» и требует к себе со стороны всего человечества отношения «сиделки к боль-
ному». Каждый человек – это «больное дитя», так как в мире много «больной страсти» и «все люди жи-
вут чувствами ненасытимого презрения, совершенно выскочившего из мерки». Цель жизни по Достоев-
скому, – «ходить как нянька за людьми», чтобы достичь состояния удовлетворенности и «всеединства».
«Детскость» как состояние души, как нравственная чистота показана Достоевским уже в Макаре
Девушкине и Вареньке Доброселовой в «Бедных людях», в Нелле и Алеше в романе «Униженные и ос-
корбленные», а затем и во всех других поздних произведениях, а особенно глубоко в романах «Идиот»
и «Братья Карамазовы», главный герой которого – Дмитрий Карамазов был «как малый ребенок...» и
после страданий и потрясений приобрел «жалость» ко всем людям и сделал важное открытие, перевер-
нувшее всю его жизнь: «Есть малые дети и большие дети. Все – дети».
В романе Достоевского «все относятся ко всем как к детям» (и даже дети у Достоевского относятся
к своим родителям как к «детям»: Илюша Снегирев к отцу капитану Снегиреву и к больной «мамень-
ке», обращается со «взрослым покровительством»). Князь Мышкин в романе «Идиот» утверждает: «Че-
рез детей душа лечится» и говорит почтенной генеральше: «Я просто уверен, что вы совершенный ре-
бенок, во всем, во всем хорошем и дурном, несмотря на то, что вы в таких летах». Но и сама генеральша
Епанчина называет Мышкина «совершенный ребенок, и даже такой жалкий». О себе она говорит: « < ...
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- …
- следующая ›
- последняя »
