ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
> все совершенная правда: я ребенок и знаю это». [Достоевский, 1973: 8, 65]. Достоевский подчеркивал
«детскость» и других героев: генерала Епанчина, Тани, Аглаи, Рогожина и т.д.
«Чужое» становится «своим», пройдя через горнило художественного вдохновения у Е.И. Замятина.
В символе «детскости» Достоевского, очевидно, он находит ответ на свои «мучительные вопросы». Ци-
тация, аллюзия, прямая и полемическая реминисценция, сюжетная и структурная парафраза из романов
Достоевского очень часто встречаются в «Рассказе о самом главном». И «детскость» присутствует как
сквозной мотив в этом произведении Замятина.
В миг, когда Таля и Куковеров полюбили друг друга, в них «проснулась детскость»: стало «сердце,
как живой ребенок», то есть появилась способность понимать и сознавать «самое главное» интуитивно,
по-детски чисто, искренне.
И сразу за этим ощущением следует рассказ Тали о том времени «когда она была маленькая...». Таля
осталась в душе такой же «маленькой», а Куковеров после ее рассказа о выведении бабочки зимой про-
износит: «Вот и я тоже...». [Замятин, 1989: 414].
Ощущение «детскости» героев остается преобладающим на протяжении всего повествования, но
обнаруживаются новые аспекты проблемы. В сцене рассказа, где Дорда смеется над верой матери в
Христа, которая ему кажется «детской», примитивной и нелепой, он сам предстает ребенком-взрослым:
«Сквозь железные фланцы трубы вдруг прорвет вода, брызнет вверх, в стороны, радуются ребята: так
сейчас из Дорды смех... Но торопятся взрослые отогнать ребят и скорее заткнуть воду, и вот уже Дорда
снова в кобуре...». В данном случае детскость ассоциируется с искренностью и доверчивостью. [Замя-
тин, 1989: 415].
Про бунтующих в Келбуе мужиков Дорда вдруг говорит как о детях: «Побаловали, хватит!». Как
озорное дитя Дорда следит за полетом пули: «В синем воздухе – фииеаау «- свист, пение, падает – глох-
нет – бульк: пуля». Точно также по-детски наивно, с озорным интересом относится к войне Рябой: «Ра-
зи это война? На войне, бывало, кэ-эк хлобыстнет-голова костромская, кишки-навгородские-
разбирай...». У Рябого даже «глиняная рубаха застегнута неверно – одна петля пропущена...» как у ре-
бенка, не умеющего одеваться. [Замятин, 1989: 416].
Замятин предлагает новый поворот идеи Достоевского: человечество – дитя неразумное играет
судьбой вселенной, не думая о последствиях.
У всех мужиков в восприятии Куковерова «мохнатые, ребячеглазые лица». Не случайно, разговари-
вая с ними, Куковеров чувствует себя взрослым, а их малыми детьми: «Будто он на колокольне, а голо-
вы, руки, шеи внизу – Куковеров слышит: «...Побаловали над нами, будя! Не маленькие». [Замятин,
1989: 419].
Эта же мысль демонстрируется в сравнении мужика, везущего пулемет, с маленьким мальчиком:
«Как белоголовый мальчишка везет деревянную на катушках лошадь, каждую минуту оглядываясь – не
наглядится, так лешачьего роста мужик на веревочке тянет за собой по пыли пулемет». [Замятин, 1989:
419 – 420]. И то, что лешачий мужик встречает восторженные «ребячьи» возгласы других мужиков при
этом, показывает «весь ужас апокалиптичности эпохи, когда люди превратили в игрушку жизнь всего
человечества».
«Детскость» предстает у Е. И. Замятина и как «национальная» черта русских, говорящая о наивно-
сти и «неприспособленности» к жизни. Детьми ощущает Бараниха Талю и Куковерова, называя всех
«дитенок ты мой, приятный». Но пожилая Бараниха сама – «дитенок». И когда председатель Филимош-
ка сказал, что лишает ее голоса, то она три дня, как немая ходила, «как наказанный ребенок», боясь от-
крыть рот. [Замятин, 1989: 420].
Десятки примеров доказывают, что восприятие человечества «как дитя» не было случайным в твор-
честве прозаика
ХХ века. На Земле – «все люди – дети, и в хорошем, и в дурном», – вслед за Достоевским уверяет Замя-
тин. Даже на темной звезде, которая прошла «тысячи кругов», четверо последних людей – остаются
«детьми», не осознавшими уроков истории.
В момент катастрофы человечества – «дитя» не умнеет: мужчина, видя Землю (страшную луну), ве-
дет себя, как маленький: «Он ступает шаг назад, еще шаг – заслонился ладонью. Вдруг стрелой к двери
– скорее отсюда, чтобы не видеть...». [Замятин, 1989: 433].
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- …
- следующая ›
- последняя »
