Литературные знаки и коды в прозе Е.И.Замятина: функции, семантика, способы воплощения. Попова И.М. - 45 стр.

UptoLike

Составители: 

замятинского образа с Хромоножкой Достоевского несомненна. Как несомненна и мифологическая на-
правленность этих образов.
Замятин разделял людей на «по-человечьи грешных» и «по-травяному безгрешных». Но анализи-
руемые женские образы, думается, сознательно несут христианскую нравственность, не сводя жизнь
только к «естественной благодати». Им открыта не «безликая» Вечная Женственность, а именно мило-
сердие Богоматери-Марии, слитой с образом Матери-Земли.
Мать Нафанаила у Замятина, прощая людские грехи, «природные страсти телесные» своих насель-
ниц, очень строга к себе самой и смогла «усмирить себя», что составляет основу христианского учения.
«Рассказ о самом главном» (1923 г.) исследователь М. Резун справедливо считает одним из ключе-
вых произведений Замятина, в котором «окончательно оформились представления о мироздании как
естественно-природном, «закодированном» в идее материнства, женственной самоотдачи, в которой
осуществляется образ животворящей, самовозрождающейся земли». [Резун, 1993: 147].
В этом произведении подсознательное гармонически трансформируется в зашифрованности фило-
софского подтекста, создавая органичное двоемирие земного и небесного, временного и вечного, муж-
ского и женского, разрушительного и созидающего.
«Изменение человеческой природы», которое провозглашал Достоевский, по Замятинуэто лю-
бовь «земного в небесном и небесного в земном», что означает «стать иноком в миру». Женственное
«тонким стеблем привязано к Земле», потому что, рождая земное, устремляет его к небесному, духов-
ному.
Хромоножка, мать Лизавета Блаженная, старица, Нафанаила, Таля привязаны к земному «тонким
стеблем», устремлены в Вечное, но любят земное страдание как путь к Вечности. Хромоножка и Таля в
девственностиуже матери. Они думают о людях как о детях и любят человечество небесной любовью
как свое дитя, хотя мечтают и о собственном «сыночке-кровиночке».
В «Наводнении» Замятин вновь изображает такой вариант женственного, когда «земное» преобла-
дает в Матери, но как бы ни была сильна земная тяжесть материнства, какие бы грехи (преступления)
ни совершала женщина, рождение ведет к Жертвованию собой и Воскресению, возрождению Духа:
«Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а
если умрет, то принесет много плода». (Иоан. 6: 24).
В материнстве, в женственности «здешняя земная жизнь уже таит корни неземной». [Булгаков,
1990]. Это проявляется в замятинском ощущении, что женщиназемля, женщинавселенная, в кото-
рой растворяется, сливаясь с ней мужчина. Только через Женственную ипостась мира можно прийти к
«всеединству».
Герой романа «Мы», полюбив 1 – 330, сразу ощутил это неземное чувство: «Якристалл, и я рас-
творяюсь в ней, в 1.
Я совершенно ясно чувствую, как тают, тают, ограничивающие меня в пространстве грания исчезаю,
растворяюсь в ее коленях, я становлюсь все меньшеи одновременно все шире, все больше, все необъ-
ятней. Потому что онаэто не она, а вселенная... и это все (весь мир) во мне, вместе со мною, слушает
удары пульса и несется сквозь блаженную секунду...» [Замятин, 1989: 622].
Возможно, подсознательное, мифологическое отношение к женщине как к Матери Мира, которое
присутствует почти в каждом произведении Замятина, в том числе и в его сказках, и пьесах, помогает
глубже понять концепцию Н.А. Бердяева, чьей философией писатель интересовался и взгляды которого,
очевидно, разделял.
Наряду с «категорией Женственного» в художественной системе Е.И. Замятина с традицией Досто-
евского связана разработка темы «антиномии свободы».
Концепция двойственности свободы личности, эстетически представленная в повести Е. Замятина
«Островитяне» (1917 г.) и романе «Мы» (1921 г.), как показывает анализ, генетически восходит к «За-
пискам из подполья» Ф.М. Достоевского, представляющим собой очень своеобразную, насыщенную
парадоксальной философской мыслью, психологическую исповедь героя.
Один из основных пунктов еемысль о невозможности построить счастливую жизнь «на разумном
основании», потому что личность есть «свобода, лежащая на иррациональной метафизической основе».
Отвергая убежденность социалистов в приоритете материального благополучия человека на Земле,