ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
Достоевский утверждал в статье «Социализм и христианство»: «Есть нечто гораздо высшее бога-чрева.
Это быть властелином и хозяином даже себя самого, своего Я, пожертвовать этим Я, отдать его – всем.
В этой идее есть нечто невообразимо прекрасное, сладостное и даже необъяснимое». [Достоевский,
1973: 19, 86].
Именно так поступают у Достоевского проститутка Лиза в «Записках из подполья», а у Замятина 0
– 90 в романе «Мы». Внутренний конфликт между Лизой – носительницей «живой жизни» и «мертво-
рожденным» «небывалом общечеловеком», «парадоксалистом», преломленный в противостоянии 0 – 90
«стерильной морали» Единого государства – конфликт героини с антигероем. Лиза выражает идею воз-
можности свободы личности через смирение, героиня Замятина 0 – 90 через «смиренный бунт», а пара-
доксалист 1 – 330 через иррациональное безудержное своеволие. Первая – свобода добра, а вторая – сво-
бода зла.
Многое из того, что в повести Достоевского только намечено, получает дальнейшее развитие в про-
изведениях Замятина, поставившего вопрос о свободе в иную эпоху. «Это была эпоха пробуждения в
России чувствительности, религиозного беспокойства и искания, интереса к мистике и появления
«двоящихся мыслей», когда в «революционном социализме» можно обнаружить дух «Великого Инкви-
зитора», в свободе – рабство человеческого духа». [Бердяев, 1994: 129].
Уже в «Островитянах» (1917 г.) Замятин на иностранном материале – жизни буржуазной Англии
показывает «антиномию свободы» в современном мире. Замятин убеждает нас, что свобода, понятая как
крайнее своеволие, ведет к саморазрушению личности. Но с другой стороны, свобода добра, основанная
на смирении, возможна только через своеволие. Однако своеволие без истинной веры в Бога и «подвига
веры», состоящем в том, чтобы «не искушаться видимым господством зла и не отрекаться ради него от
невидимого добра»
[C. Соловьев], превращает личность «в мистического саморазрушителя», оборачивается одержимостью,
«бесноватостью». Живыми иллюстрациями этой идеи в «Островитянах» являются мистер Дьюли, О'Кэ-
лли и Диди, а в романе «Мы» – строитель Д – 330, Благодетель, а также 1 – 130 и 0 – 90, при всем их
идеологическом различии и психологическом своеобразии.
Викарий Дьюли – «гордость Джесмонда и автор книги «Завет принудительного спасения», как
и подпольный Достоевского, считавший себя умнее всех и презрительно-снисходительно относя-
щийся к окружающим, уверен, что не всем свобода по силам. Для большинства людей только «сте-
на», то есть ограничение свободы личности может иметь «успокоительное, нравственно-
разрешающее и окончательное, пожалуй, даже «мистическое» значение». [Достоевский, 1973: 5, 103
– 104].
«Подпольный» Достоевского был убежден, что «не только очень много сознания, но даже и всякое
сознание болезнь». [Достоевский, 1973: 5, 102]. Отсюда как бы следует вывод замятинского викария:
«Сознание личности, ее единичная воля, всегда преступная и беспорядочная – будет заменена волей Ве-
ликой Машины Государства... с неизбежностью механической». [Замятин, 1989: 268]. В «Завете прину-
дительного спасения» воплощена отвергаемая подпольным парадоксалистом идея невозможности ра-
зумного устройства человечества. Дьюли «внедряет» антиидею в жизнь: «Умные должны гнать ближ-
них по стезе спасения, гнать – скорпионами, гнать как рабов». [Замятин, 1989: 290]. Это есть демонст-
рация крайнего своеволия, прикрывающегося покровом «формальной веры».
Если «подпольный» не скрывает своего неверия в «Верховный смысл, то есть во имя Бога», то Ви-
карий Дьюли искренне «служит сатане, думая, что Богу». По сути его «христианское благочестие»- за-
вуалированная форма «своеволия зла», ведущего к одержимости и разрушению личности. Викарий
Дьюли, как и Благодетель из романа «Мы», чувствует себя «человекобогом», уверенным в своем свое-
вольном праве насильно вершить судьбы окружающих людей по меркам «христианского благочестия»,
а Благодетель – по законам атеизма.
Викарий Дьюли и Диди – два полюса свободы зла: один провозглашает принудительное «матема-
тически верное счастье», навязывая злую волю единиц большинству человечества, а другая (вместе с
О'Кэлли) воплощает в жизнь «анархическую свободу чувств», разрушающую все вокруг. Эта пара геро-
ев соответствует антиномичности такой же пары в романе «Мы», которую представляют Благодетель и
1 – 330.
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- …
- следующая ›
- последняя »
