Литературные знаки и коды в прозе Е.И.Замятина: функции, семантика, способы воплощения. Попова И.М. - 60 стр.

UptoLike

Составители: 

янно присутствует символика розового цвета, знаменующеголюбовь. В новелле «Лев» влюбленный
Петя видит даже ружье в руках «милиционерки Кати» окрашенным в розовый цвет. «Естественно, по-
этому, что для Алешки прозодежда воплощалась в брючный обрез, но она же для красавицы Марфы
расцветала в розовую майскую шляпу, а для бывшего дьякона уплотнялась в сапогеи так далее».
[Замятин, 1989: 430].
У дома Марфы забор выкрашен «нежнейшей сиренево-розовой краской», голос Марфы «розо-
вый». Но «в тихий революционный вечер», «когда нежно татакал пулемет, призывая самку», судьба
пустила в ход «красный цвет, каким окрашиваются все перевороты в истории». [Замятин, 1989: 434].
И любовь дьякона, его «служение Марфизму» остались невостребованными.
В ироническом «Иксе», которым обозначил «бытие» своих персонажей Е.И. Замятин, заключается
убеждение автора в том, что в целом революция отбросила русское общество назад, в варварские вре-
мена, в которые главным для человека было выживание. Эта мысль сквозит в том определении, которое
дает автор иксу-прозодежде, раздача которой вызвала такой переполох среди героев рассказа: «Словом,
прозодеж-
даэто явно нечто, подобное протоплазме, первичной материи, из которой выросло все: и баобабы, и
агнцы, и тигры, и шляпы, и эсеры, и сапоги, и пролетарии, и нераскаянные буржуи, и раскаявшийся
дьякон Индикоплев». [Замятин, 1989: 430]. Примитивизм мышления порождает примитивизм общест-
венных отношений. «Некий убегающий икс» – это невозможность осознания абсурда бытия людьми,
живущими «внутри икса»: «На кладбище звонили ко всенощной, за углом солдаты пели Интернационал
и невозможно, чтоб это все было вместе, надо скорее распутать..., ей-богу же, – никакого бога нет, а
есть... а есть... Что, нучто есть, что?». [Замятин, 1989: 439].
Этот «икс» внутри бывшего дьякона существует в каждом человеке, ощущающем вокруг себя
абсурд. «Так, Пузыревтот самый, какой два года пропадал в немецком плену», пытается понять,
почему в стране победившего пролетариата нет хлеба: «Хлеба больше нету? А если так, то спраши-
вается: за что же я, например, пропал без вести? Граждане, бей его!». [Замятин, 1989: 440]. Абсурд-
ность «исторической» ситуации как нельзя лучше выявляется с помощью парадоксального сюжета.
Е.И. Замятин, как показывает сопоставительный анализ художественных текстов, достаточно глу-
боко и плодотворно усвоил и реализовал в своем творчестве сатирические образы и мотивы Чехова, а
также чеховскую юмористическую традицию изображения действительности, воплощенную им в ран-
них рассказах.
На наш взгляд, «чеховским» в большей степени пронизаны юмористические произведения Е.И. За-
мятина, созданные им в 1920 – 30-х годах «Лев», «Часы», «Встреча», «Десятиминутная дрема», «Муче-
ники науки». В них с блеском используются, разрабатываются и углубляются излюбленные приемы че-
ховской поэтики: сквозная символика детали, использование подтекста, алогизма ситуации, парадок-
сальность сюжета, намеренное запутывание читателей, подчеркнутая «простота» повествования в соче-
тании с динамичностью развития сюжета, сказовостью и внезапностью концовки.
Рассказы «Икс», «Встреча», «Лев», «Часы», «Десятиминутная драма», «Слово предоставляется то-
варищу Чурыгину» и другие являются замечательными примерами того, как совершенствовалась сти-
листическая форма у Е.И. Замятина. Повествовательная манера в данных произведениях четко ориенти-
рована на стилизованную устную речь. Их повествовательэто советский человек, обладающий лите-
ратурным даром и образным мышлением, обращающийся к своим соотечественникам, таким же, как и
он. Новым, отличным от чеховского «текста» было, по нашему убеждению, использование самопаро-
дии, которая по сути и является перекодированной чеховской иронией, используемой в «играх с читате-
лем».
Заключение
Исследование литературного наследия Е.И. Замятина в аспекте его интертекстуальности (понимае-
мой как совокупность синхронных и диахронных сближений и отталкиваний, следований, совпадений,
переосмыслений «чужих» художественных текстов, экстраполяции и рецепции символов, тем, идей, об-