ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
Сталин и Золотарев считают себя "избранными", так как в них живет горделивое сознание своей
причастности к некоему избранному кругу, к племени победителей, к тем, кто управляет, а не подчиня-
ется. В "смертельной игре случайностей" они оказываются наверху, у макушки власти. Но дорога их
жизни "змеится впереди" [Максимов, 1991, 3 : 127], т.е. фактически является путем "вниз", в ад, в поги-
бель.
Невозможность для сталинской души подняться к Богу подчеркивается его отношением к собст-
венной матери. Единственная фраза, сказанная каким-то пьяницей "мстительным шепотом" о незакон-
норожденности Сталина, вызвала в нем лютую ненависть к матери. Иосиф Виссарионович понимает,
что это наглая, нелепая сплетня. ("Он знал почти наверняка, что это ложь, что у матери, по горло заня-
той поденщиной, просто не оставалось времени для себя и своих интересов и что сплетня... пущена ка-
ким-нибудь забулдыгой под пьяную лавочку, в духане, в застольной ссоре с его отцом, но убедить себя
в этом до конца так и не смог, а может быть, и не хотел". Сталин проклинает даже уже покойную мать,
обращаясь к ней как к дьяволу: "Будь ты проклята ... – думать не хочу, изыди!" Ненависть к матери не-
справедлива, беспричинна по сути, но злобная гордость Сталина не может ее одолеть: "…Это было его
пыткой и проклятием, его Гефсиманией, Страстной Пятницей, Голгофой" [Максимов, 1991, 3 : 63]. Он
пытался избежать этого иссушающего душу наваждения, погружаясь в разврат, сыскные оргии, но не
смог осилить даже тогда, когда запер мать в особняке, стараясь забыть о ней, и не приехал даже на ее
похороны.
Автор вводит в несобственно прямую речь этого героя аллюзии на евангельские сюжеты страданий
Христа перед распятием: в Гефсиманском саду, когда Он просил у Отца духовной помощи, в Страстную
Пятницу в своем пути на Голгофу. Это делается для того, чтобы читатель глубоко осознал ту кощунст-
венную подмену, которую совершил русский народ, поклоняясь вождю КПСС как богу.
Используя средства интертекстуальности, вводя библейские и литературные образы символы, сю-
жеты Владимир Максимов в своих романах "Семь дней творения", "Карантин", "Ковчег для незваных"
достигает эффекта совмещения пластов истории: древнейшего библейского, дореволюционного про-
шлого России и современного сиюминутного, отмечая не только их смысловую близость, но и вечную
цикличность исторических процессов, имеющих общую цель: восхождение людских душ из потопа
земных страстей и странствий по земной пустыне и духовной разъединенности к вечным ценностям, к
Богу.
Сдвиг различных временных пластов, сосуществование эпох в одном срезе позволяет наиболее полно
и глубоко уяснить авторскую идею о взаимосвязанности "всех и вся", о единстве земного и вечного.
3 ЖАНРОВО-СТИЛЕВАЯ ДИФФУЗИЯ В РОМАНАХ
ВЛАДИМИРА МАКСИМОВА 1980 – 90-х годов
Динамика русской литературы конца XX столетия определяется жанрово-стилевой диффузией, "си-
нестезией" жанров, обусловленной закономерностями имманентного литературного развития и социо-
культурными условиями. "Особенностью современного культурного процесса является одновременное
существование (без доминирования одного над другим, как это было в русской литературе начала XX
века, когда, например, модернизм осознавался как единственная перспектива свежих и новых сил, или
1930 – 50-е годы – период господства социалистического реализма) реалистических, модернистских и
постмодернистских стилевых течений, причем границы подвижны и проницаемы не только стилевыми
течениями внутри реализма, модернизма и постмодернизма, но и между самими этими художественны-
ми системами, что вовсе не отменяет закономерной "замкнутости и локальности систем" [Нефагина,
2003 : 21].
В творчестве писателей не первой звездной величины, как говорилось, особенно отчетливо прояв-
ляются характерные приметы литературного процесса. Поздняя проза Владимира Максимова являет со-
бой выразительный пример жанрово-стилевой диффузии, обусловленной изменением аксиологических
параметров реалистической художественной системы.
В реалистических произведениях 1970 – начала 80-х годов ("Семь дней творения", "Карантин",
"Ковчег для незваных", "Заглянуть в бездну") Владимир Максимов, критикуя систему тоталитаризма,
утверждает философско-христианские ценности в отношениях героя и мира, отражает причинно-
следственную обусловленность характеров социальными обстоятельствами. В прозе Максимова созда-
ется конкретно-историческая модель действительности, в которой личная судьба героя связана с жест-
кими общественными условиями не только советского государственного устройства, но и общемировых
социальных процессов. Характеры героев "Семи дней творения", "Карантина", "Ковчега для незваных" и
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- …
- следующая ›
- последняя »
