ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
Чехов и идея смирения в русской литературе ХIХ века
57
построить достойную жизнь на пепелище былых планов – иро-
ническая трезвость авторского взгляда на происходящее с по-
добным мироощущением несовместима.
Пушкин гордится душевной красотой и силой Татьяны.
Чехов – жалеет своих героинь. Покорность судьбе не принесла
им душевной гармонии. Похоже, она, согласно авторскому
«чувству жизни» (термин А.П. Скафтымова), вообще невозмож-
на. Не из этого ли источника – понимания изначального трагиз-
ма существования человека – проистекает отмечаемая всеми
исследователями жалость Чехова «ко всему существующему на
свете» («Свирель»), явно перекликающаяся с философией жизни
будущих писателей-экзистенциалистов?
Вспомним конец рассказа Чехова «Мужики». Тягостное
впечатление осталось у Ольги Чикильдеевой от русской дерев-
ни, но повествователь (а повествователь – доверенное лицо ав-
тора), смягчает его словами о том, что « все же они люди, они
страдают и плачут, как люди, в жизни их нет ничего такого, че-
му нельзя было бы найти оправдания» (VIII, 228). То есть дело
не в нравственной ущербности индивидуумов, не в социальной
психологии крестьянства – страшный лик деревенской жизни
имеет онтологическую природу, из нее нельзя извлечь никакого
нравственного урока. В художественном мире Чехова не право-
славное смирение, а экзистенциальная жалость ко всему живому
может помочь жизни стать добрее к человеку, а людям – друг к
другу. Об этом и должен постоянно напоминать каждому моло-
точек у его двери – о горе, о боли, о несчастьях и страданиях,
которых всегда много на свете.
От рассмотренного выше состояния чеховских героев от-
личается душевный строй Сони в драме Чехова «Дядя Ваня». В
ее заключительном монологе слышится чистый звук обретенно-
го в смирении душевного успокоения. Это смирение русских
героинь ХIХ в. Но в общем контексте творчества Чехова мы
различаем в ее монологе налет некоторой наивности, старомод-
ного идеализма – в лексике, стилистике, лирико-романтической
патетике. Это сигнал отстраненности автора от героини, опреде-
ленного зазора между сознаниями героя и автора: классического
традиционного смирения своей героини, знакомого нам по про-
изведениям русской литературы ХIХ в., автор не разделяет. Об-
Чехов и идея смирения в русской литературе ХIХ века
построить достойную жизнь на пепелище былых планов – иро-
ническая трезвость авторского взгляда на происходящее с по-
добным мироощущением несовместима.
Пушкин гордится душевной красотой и силой Татьяны.
Чехов – жалеет своих героинь. Покорность судьбе не принесла
им душевной гармонии. Похоже, она, согласно авторскому
«чувству жизни» (термин А.П. Скафтымова), вообще невозмож-
на. Не из этого ли источника – понимания изначального трагиз-
ма существования человека – проистекает отмечаемая всеми
исследователями жалость Чехова «ко всему существующему на
свете» («Свирель»), явно перекликающаяся с философией жизни
будущих писателей-экзистенциалистов?
Вспомним конец рассказа Чехова «Мужики». Тягостное
впечатление осталось у Ольги Чикильдеевой от русской дерев-
ни, но повествователь (а повествователь – доверенное лицо ав-
тора), смягчает его словами о том, что « все же они люди, они
страдают и плачут, как люди, в жизни их нет ничего такого, че-
му нельзя было бы найти оправдания» (VIII, 228). То есть дело
не в нравственной ущербности индивидуумов, не в социальной
психологии крестьянства – страшный лик деревенской жизни
имеет онтологическую природу, из нее нельзя извлечь никакого
нравственного урока. В художественном мире Чехова не право-
славное смирение, а экзистенциальная жалость ко всему живому
может помочь жизни стать добрее к человеку, а людям – друг к
другу. Об этом и должен постоянно напоминать каждому моло-
точек у его двери – о горе, о боли, о несчастьях и страданиях,
которых всегда много на свете.
От рассмотренного выше состояния чеховских героев от-
личается душевный строй Сони в драме Чехова «Дядя Ваня». В
ее заключительном монологе слышится чистый звук обретенно-
го в смирении душевного успокоения. Это смирение русских
героинь ХIХ в. Но в общем контексте творчества Чехова мы
различаем в ее монологе налет некоторой наивности, старомод-
ного идеализма – в лексике, стилистике, лирико-романтической
патетике. Это сигнал отстраненности автора от героини, опреде-
ленного зазора между сознаниями героя и автора: классического
традиционного смирения своей героини, знакомого нам по про-
изведениям русской литературы ХIХ в., автор не разделяет. Об-
57
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- …
- следующая ›
- последняя »
