ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
применялись в теории рядом, для систем с большим числом измерений. Целую неделю я
жил этой мыслью, отрываясь от работы лишь для того, чтобы укусить черного хлеба и
тильзитского сыра, который я купил в магазине деликатесов. Вскоре я осознал, что
мысль является стоящей, но идеи, не воплощенные материально, были для меня сущей
пыткой до тех пор, пока я, в конце концом, не записал их и не устранил из сферы
сознания. В результате появилась статья, которую я озаглавил «Исследования в области
синтетической логики» («Studies in Synthetic Logic»). Она явилась лучшей из моих
ранних исследований. Позднее она была опубликована в «Трудах кембриджского
философского общества» и легла в основу ассистентских лекций, которые я прочел в
Гарварде примерно через год.
Математика слишком трудна и непривлекательна для тех, кто не способен понять
то великое вознаграждение, которое она может дать. По своей природе это та же
награда, какую получает художник. Видеть, как твердый неподдающийся материал
приобретает живую форму и определенный смысл – значит, быть Пигмалионом,
независимо от того, является твой материал твердым камнем или твердым гранитом
логики. Видеть значение и понимание там, где раньше не было ни того, ни другого,
значит выполнять работу творца. Никакая степень технического совершенства и
никакой объем затраченного труда никогда не заменят творческого момента ни в жизни
математика, ни в жизни художника или музыканта. С созидательным моментом связана
и оценка ценностей, которая абсолютно идентична оценке достоинств в живописи и
музыке. Возможно, что ни художник, ни математик не смогут выразить словами, в чем
заключается разница между значимым творением и надуманным пустяком, но если
человек не в состоянии уловить сердцем отличие, значит, он не является ни настоящим
художником, ни настоящим математиком.
Когда в человеке просыпается творческий импульс, он созидает с помощью тех
средств, которые имеет в своем распоряжении. Лично мне пригодились хорошая память,
точнее прочное удержание в голове широкого круга сведений и свободно протекающий
калейдоскопический поток воображения, который, в основном, сам по себе наталкивает
меня на понимание возможностей разрешения сложной интеллектуальной проблемы.
При работе в математической области я огромным напряжением памяти не столько
удерживаю в голове обширную массу почерпнутых из литературы сведений, сколько не
упускаю из вида различные аспекты той проблемы, над которой работаю, и обращаю
свои бегущие чередой впечатления в нечто настолько застывшее, что оно может занять
прочное место в моем сознании. Я обнаружил, что если мне удалось из всех
приходивших мне в голову идей, относящихся к данной проблеме, сформулировать одно
всеобъемлющее впечатление, то проблема оказывалась более чем на половину
решенной. Очень часто после этого остается лишь отбросить те аспекты идей, которые
не помогают решению проблемы. Такое отбрасывание не существенного и шлифовка
всех релевантных признаков получаются у меня наилучшим образом в то время, когда
ко мне поступает минимум впечатлений извне. Наиболее часто такие моменты
возникали после того, как я просыпался, но, возможно, это лишь означало, что ночью
совершился процесс выхода из интеллектуального тупика, необходимый для
формулировки моих идей. Я совершенно уверен, что, по крайней мере, часть данного
процесса может протекать в состоянии сна, и облекается в форму сновидений.
Возможно, что данный процесс чаще происходит в так называемом гипнотическом
состоянии, когда человек ожидает сон, и что сон имеет тесную связь с теми
гипнотическими образами, которые являются в форме галлюцинаций, но которыми, в
отличие от галлюцинаций, субъект может в какой-то мере управлять. Польза от этих
образов состоит в том, что в той ситуации, когда ключевые идеи ещё недостаточно
дифференцированы, чтобы их можно было выразить понятными общепринятыми
символами, они облекаются в форму каких-то импровизированных символов,
помогающих человеку совершить мыслительные скачки, пока общепринятая символика
применялись в теории рядом, для систем с большим числом измерений. Целую неделю я жил этой мыслью, отрываясь от работы лишь для того, чтобы укусить черного хлеба и тильзитского сыра, который я купил в магазине деликатесов. Вскоре я осознал, что мысль является стоящей, но идеи, не воплощенные материально, были для меня сущей пыткой до тех пор, пока я, в конце концом, не записал их и не устранил из сферы сознания. В результате появилась статья, которую я озаглавил «Исследования в области синтетической логики» («Studies in Synthetic Logic»). Она явилась лучшей из моих ранних исследований. Позднее она была опубликована в «Трудах кембриджского философского общества» и легла в основу ассистентских лекций, которые я прочел в Гарварде примерно через год. Математика слишком трудна и непривлекательна для тех, кто не способен понять то великое вознаграждение, которое она может дать. По своей природе это та же награда, какую получает художник. Видеть, как твердый неподдающийся материал приобретает живую форму и определенный смысл – значит, быть Пигмалионом, независимо от того, является твой материал твердым камнем или твердым гранитом логики. Видеть значение и понимание там, где раньше не было ни того, ни другого, значит выполнять работу творца. Никакая степень технического совершенства и никакой объем затраченного труда никогда не заменят творческого момента ни в жизни математика, ни в жизни художника или музыканта. С созидательным моментом связана и оценка ценностей, которая абсолютно идентична оценке достоинств в живописи и музыке. Возможно, что ни художник, ни математик не смогут выразить словами, в чем заключается разница между значимым творением и надуманным пустяком, но если человек не в состоянии уловить сердцем отличие, значит, он не является ни настоящим художником, ни настоящим математиком. Когда в человеке просыпается творческий импульс, он созидает с помощью тех средств, которые имеет в своем распоряжении. Лично мне пригодились хорошая память, точнее прочное удержание в голове широкого круга сведений и свободно протекающий калейдоскопический поток воображения, который, в основном, сам по себе наталкивает меня на понимание возможностей разрешения сложной интеллектуальной проблемы. При работе в математической области я огромным напряжением памяти не столько удерживаю в голове обширную массу почерпнутых из литературы сведений, сколько не упускаю из вида различные аспекты той проблемы, над которой работаю, и обращаю свои бегущие чередой впечатления в нечто настолько застывшее, что оно может занять прочное место в моем сознании. Я обнаружил, что если мне удалось из всех приходивших мне в голову идей, относящихся к данной проблеме, сформулировать одно всеобъемлющее впечатление, то проблема оказывалась более чем на половину решенной. Очень часто после этого остается лишь отбросить те аспекты идей, которые не помогают решению проблемы. Такое отбрасывание не существенного и шлифовка всех релевантных признаков получаются у меня наилучшим образом в то время, когда ко мне поступает минимум впечатлений извне. Наиболее часто такие моменты возникали после того, как я просыпался, но, возможно, это лишь означало, что ночью совершился процесс выхода из интеллектуального тупика, необходимый для формулировки моих идей. Я совершенно уверен, что, по крайней мере, часть данного процесса может протекать в состоянии сна, и облекается в форму сновидений. Возможно, что данный процесс чаще происходит в так называемом гипнотическом состоянии, когда человек ожидает сон, и что сон имеет тесную связь с теми гипнотическими образами, которые являются в форме галлюцинаций, но которыми, в отличие от галлюцинаций, субъект может в какой-то мере управлять. Польза от этих образов состоит в том, что в той ситуации, когда ключевые идеи ещё недостаточно дифференцированы, чтобы их можно было выразить понятными общепринятыми символами, они облекаются в форму каких-то импровизированных символов, помогающих человеку совершить мыслительные скачки, пока общепринятая символика
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 107
- 108
- 109
- 110
- 111
- …
- следующая ›
- последняя »